Карл Маркс: Мировой дух

Маркс разрывался надвое. Прежде всего он тревожился за дочь. Он не знал, что она собиралась уехать из Парижа в Бордо, где находилась семья ее мужа. В политическом плане он, скорее, желал победы Пруссии — одновременно из личной антипатии к Луи Наполеону Бонапарту и потому, что поражение Франции привело бы к ослаблению позиций буржуазии в этой стране. Но он опасался, что успехи Бисмарка укрепят режим в Германии и поставят под угрозу малое пространство свободы, завоеванное Социал-демократической партией его друзей Либкнехта и Бебеля, членов парламента. Он предвидел, что, чья бы сторона ни одержала победу, Вторая империя рухнет. Он думал, что Россия не станет вмешиваться в конфликт, поскольку не готова к этому в военном отношении.

В день объявления войны он написал «Воззвание Генерального совета Международного товарищества рабочих о франко-прусской войне». Он призывал пролетариат втянутых в войну стран сделать все для того, чтобы конфликт не превратился в захватническую войну против какой-либо из сторон в новом, зарождающемся обществе. 10 августа Генеральный совет получил неожиданную похвальную ноту от Джона Стюарта Милля, который тогда еще жил в Лондоне (прежде чем поселиться в Авиньоне). Знаменитый социолог и экономист заявил, что очень доволен «Воззванием». В нем нет ни единого неуместного слова, да и короче не скажешь. Несколько дней спустя Бакунин в «Письме к французу о современном кризисе» принял сторону Франции.

В послании, датированном 3 августа 1870 года, Маркс пишет Энгельсу, что кое-кто в рядах Интернационала пытается ославить его как прусского агента: «Лопатин уехал из Брайтона, где умирал от скуки, и поселился в Лондоне. Это единственный „надежный“ русский из всех, кого я знал до сих пор, и я очень скоро освобожу его от последних национальных предрассудков. Я узнал от него, что Бакунин распространяет слухи о том, что я normal agent[45] Бисмарка — вот было бы удивительно, если бы это было так! Смешно, но в тот же вечер (в прошлый вторник) Серрайе мне рассказал, что Шатлен, член французского отделения и личный друг Пиа, сообщил французскому отделению на общем собрании о сумме, уплаченной мне Бисмарком — ни больше ни меньше как 250 тысяч франков! Принимая во внимание, с одной стороны, что подумали бы во Франции о такой сумме, а с другой стороны, прусскую скаредность, это, по меньшей мере, почетная оценка!» Обвинение начало быстро распространяться — это была настоящая кампания, мастерски подготовленная Бисмарком с участием шефа полиции Штибера.

Армии столкнулись. 1 сентября поражение под Седаном вызвало антиимперские демонстрации в Париже, Марселе, Крезо и Лионе. 4 сентября Бурбонский дворец был захвачен, и Гамбетта провозгласил там республику. Было сформировано Временное правительство национальной обороны под началом генерала Трошю — военного губернатора Парижа. В него вошли Адольф Тьер, Жюль Фавр, Жюль Греви, Жюль Симон, Жюль Ферри, Адольф Кремье и Леон Гамбетта. Виктор Гюго и Луи Блан вернулись из изгнания.

Бисмарк потребовал Эльзас и Лотарингию, и Либкнехт с Бебелем выступили в рейхстаге с пророческим обличением: «Каста военных, профессоров, буржуа и купцов утверждает, что [аннексия] станет способом навеки защитить Германию от Франции <…>. Напротив, это верный способ превратить мир в простое перемирие, пока Франция не станет достаточно сильна, чтобы потребовать утраченное обратно. Это верный способ погубить и Германию, и Францию, заставив их рвать друг друга на части». Обоих депутатов тотчас арестовали за измену.

Девятого сентября Маркс во втором «Воззвании» снова обличил германскую экспансию, высказав предположение, как и Либкнехт с Бебелем несколькими днями ранее, что этот конфликт породит новую войну, теперь уже мировую, с участием России, до сих пор сохранявшей нейтралитет: «Неужели тевтонские патриоты действительно думают, что свобода и мир в Германии будут обеспечены, если они принудят Францию броситься в объятия России? Если военные удачи, опьянение своими успехами и династические интриги толкнут Германию на путь грабительского присвоения французских областей, для нее останутся только два пути: либо она должна во что бы то ни стало сделаться явным орудием русской завоевательной политики, либо она должна после короткой передышки начать готовиться к другой „оборонительной“ войне, но не к одной из вновь изобретенных „локализованных“ войн, а к войне расовой, к войне против объединенных славянской и романской рас». Таким образом, если Либкнехт и Бебель предвидят новую франко-германскую войну, Маркс предчувствует формирование франко-российского союза и начало мирового столкновения. Очень часто в этом и заключается различие между Марксом и остальными современными ему аналитиками: даже когда тем удается заглянуть в будущее, как Либкнехту, они не видят так далеко, как он.