Карл Маркс: Мировой дух

Двадцать третьего марта Элеонора, три недели не покидавшая своей комнаты из-за приступа депрессии, снова умоляла отца признать действительной ее помолвку с Лиссагаре. В этом же месяце в Лондоне умер последний ребенок Лауры, дочка. Женни и Карл были в отчаянии. Автор «Капитала» вновь отложил в сторону свое перо.

С середины апреля до 5 мая, страдая от бессонницы и приступов фурункулеза, он находился в Рамсгейте, в доме, принадлежавшем Энгельсу, вместе с Женнихен и ее сыном Шарлем-Фелисьеном, последним из внуков Маркса. Несмотря на «чудесный воздух» и купания, прогулки и режим, Карл тревожился о здоровье ребенка: «Его состояние хуже, чем в Лондоне». В июне доктор Гумперт, присланный Энгельсом, посоветовал ему ехать лечиться подальше, в Карлсбад, что в австрийской Богемии. Карл решил отправиться туда, а заодно увезти с собой Элеонору, чтобы удалить ее от Лисса. Женни же осталась в Лондоне.

Двадцатого июля сын Женнихен, Шарль-Фелисьен Лонге, умер в возрасте одиннадцати месяцев. У Карла больше не осталось внуков. Его собственные недуги навалились на него с удвоенной силой.

Опасаясь, что австрийские власти вышлют его как лицо без гражданства, он снова, как в 1869 году, ходатайствовал о получении британского гражданства. С этой целью он представил «свидетелей, характеризующих моральный облик», или «поручителей», правительственному чиновнику, который передал его ходатайство в министерство внутренних дел 1 августа 1874 года. Но ответа Маркс дожидаться не стал: ему сообщили, что он сможет вступить на австрийскую землю как лицо без гражданства; поэтому, когда 26 августа английское министерство отвергло его ходатайство, Карл и Элеонора уже уехали в Карлсбад. Туда к ним приехали Кугельманы. По воспоминаниям, отец и дочь скрупулезно выполняли все предписания врачей. Аристократы и крупные буржуа, узнав о присутствии грозного главы Интернационала, повелителя Коммуны, напугавшей всю Европу, устремились туда, чтобы посмотреть, как он пьет и ест самым обыкновенным образом… Со всех сторон к нему стали съезжаться побеседовать журналисты и политики; в том числе Бебель, желавший узнать его мнение об Интернационале, который явно дышал на ладан. В это время Зорге ушел с поста генерального секретаря и сообщил об этом Энгельсу, который ответил ему 12 сентября 1874 года: «Из-за твоего ухода старый Интернационал полностью прекратил свое существование. И это хорошо. Он принадлежал к эпохе Второй империи…» Как будто положение во Франции по-прежнему определяло собой революционный календарь! Энгельс словно испытал облегчение от того, что пришел конец единственной политической деятельности, которую Карл Маркс за последние тридцать лет затеял без него… Фридрих добавил к этому своего рода извещению о смерти боевую повестку дня: «Я думаю, что будущий Интернационал (когда сочинения Маркса возымеют свое действие в ближайшие несколько лет) станет чисто коммунистическим и четко провозгласит наши принципы». Энгельс не говорит о том, что сам будет деятельно этому способствовать после смерти Карла, словно чтобы взять реванш за собственное отсутствие во время создания первого Интернационала…

Двадцать первого сентября Карл и Элеонора покинули Карлсбад, находясь в гораздо лучшей форме. Они рассорились с Кугельманами, находя их чересчур назойливыми. Элеонора пообещала отцу слушаться его и больше не встречаться с Лисса. На обратном пути они заехали в Лейпциг, чтобы пообщаться с Вильгельмом Либкнехтом. Друзья заключили друг друга в объятия: они не виделись почти десять лет! Молодой человек, бывший нянькой Элеоноре, когда она только что родилась в трущобах Сохо, двадцать лет спустя превратился в бесспорного вождя немецких левых. Вильгельм показал им своего сына, которому тогда было три года, благочестиво названного Карлом (через сорок пять лет он вместе с Розой Люксембург возглавит в Берлине трагическую революцию спартаковцев в январе 1919 года). Либкнехт огласил Марксу программу своей партии: национализация монополий и установление государственного социализма, основанного на мощи Прусского государства. Карл высказал ему все, что думал о партии лассальянцев: программа их сводится к установлению всеобщего избирательного права, созданию рабочих кооперативов и союзу с Бисмарком; Карл считал, что они причастны к клевете, которую распускал о нем канцлер. Поэтому Либкнехт не посмел рассказать ему о самом важном своем проекте: слиянии с этой самой партией…

Три месяца спустя, когда Лонге переехали из Оксфорда в Лондон, в дом 58 по Флит-роуд, а в Париже принятие поправки Валлона восстановило республику, Карл с величайшим изумлением узнал, что 14–15 февраля 1875 года семьдесят три делегата-лассальянца от Всеобщего германского рабочего союза и пятьдесят шесть делегатов от Социал-демократической рабочей партии встретились в небольшом городке Гота в Тюрингии, чтобы разработать общую программу и подготовить слияние обеих организаций в Социалистическую рабочую партию Германии.