Карл Маркс: Мировой дух

В самом деле, в начале июня было сформировано первое имперское правительство под надзором австрийского эрцгерцога Иоганна; Кампхаузен и Ганземан стали в нем соответственно премьер-министром и министром финансов! Министерство иностранных дел доверили пруссаку. Кампхаузен предложил Марксу войти в его кабинет. Карл отклонил предложение и сосредоточился на своей газете, а она очень скоро принялась критиковать правительство, которое, как он внушал, «открывает широкие возможности для контратаки аристократии и крупной буржуазии». Действительно, немецкая буржуазия предпочла союз с крупными землевладельцами и Прусским государством политическому либерализму. Правительство также было парализовано нежеланием Австрии отказаться от своей недавно усилившейся власти над негерманоязычными территориями.

В это время, с 2 по 9 июня 1848 года, в Лондоне прошел III съезд Союза коммунистов. За неимением денег Маркс, по-прежнему являвшийся его вождем, остался в Кёльне и занимался своей газетой. Вильгельм Вольф («Лупус») представлял Брюссельский окружной комитет, Энгельс — Парижский. Для поддержания единства организации в это смутное время в устав союза внесли два изменения. Первое касалось «засылки» членов в новообразованные революционные организации: «Мы считаем политической ошибкой запрещать членам союза входить в политические или национальные объединения, ибо таким образом мы лишаем себя возможности воздействовать на эти объединения». Второе касалось 21-й статьи, демократически утверждавшей, что «все решения съезда, имеющие силу закона, представляются на утверждение окружным комитетам», — ее вычеркнули под тем предлогом, что «в период революции такое ограничение лишит съезд возможности действовать энергично. Вспомним, что в 1794 году аристократия потребовала того же, чтобы парализовать любую деятельность…».

В то же время в Париже назревали события по типу германских: избранное в апреле Учредительное собрание, по большей части состоявшее из провинциальных чиновников, провозгласило Вторую республику. Временное правительство было заменено Исполнительной комиссией. 21 июня она закрыла национальные мастерские под тем предлогом, что они не Предоставляют возможности трудиться или ведут только земляные работы, ничего не дающие для обучения рабочих, а на самом деле надеясь таким образом приглушить очаги рабочего движения. Ответ последовал крайне резкий: из 120 тысяч рабочих, уволенных из национальных мастерских, 20 тысяч 23 июня вышли на улицы. На востоке Парижа воздвигли 400 баррикад. Повстанцы кричали: «Работы или хлеба! Хлеба или свинца!»

Правительство спохватилось, велело арестовать вожаков и наделило всеми полномочиями генерала Кавеньяка, который подавил мятеж с 23 по 26 июня 1848 года. Погибло 5 тысяч человек; 11 тысяч рабочих были арестованы, четыре тысячи высланы в Алжир. 3 июля национальные мастерские были окончательно закрыты. Прудон уехал из страны. «Я больше не верю в республику, которая начинает с резни своих пролетариев», — напишет позже Жорж Санд.

Маркс в Кёльне ходатайствовал о восстановлении прусского гражданства, утраченного в 1845 году, когда он испрашивал разрешение уехать в Америку. Прусское правительство отказало ему в ходатайстве 3 августа. Карл подал на апелляцию 22-го. Все напрасно.

В Париже Луи Блан составил проект конституции, четко провозглашавшей право на труд: «Республика обязана защищать каждого гражданина, его личность, его семью, его жилище, его собственность и предоставлять вспомоществование или работу тем, кто не может себя обеспечить, распространять бесплатное образование, чтобы каждый мог приобрести знания, необходимые всем людям, и получать доходы от своей умственной деятельности». Алексис де Токвиль обличил «социальную войну как подобие войны гражданской» и 12 сентября 1848 года выступил против внесения права на труд в новую конституцию. Его «Речь о праве на труд» — первое важное выступление против социализма: «Главная характеристическая черта всех систем, называющихся социализмом, это энергичное, постоянное, неумеренное взывание к материальным страстям человека <…>. Материальное процветание очень опасно, в частности, потому, что способно привести к охлаждению любви к демократии; стремление к материальному благополучию становится самоцелью и мешает посвятить себя гражданскому долгу». На взгляд Токвиля, поиски всеобщего равенства влекут за собой отрицание свободы, а социализм — не что иное, как «новая форма рабства». По его мнению, равенство должно сочетаться со свободой: «У демократии и социализма одно только общее слово — „равенство“, но почувствуйте разницу: демократия хочет равенства в свободе, социализм — равенства и в нужде и рабстве». Он также отвергает идею о государстве-защитнике, ибо достаточно «увеличить, узаконить, упрочить общественную благотворительность».