Карл Маркс: Мировой дух

К тому времени положение последних прусских демократов ухудшилось: многих арестовали, и они зачастую годами прозябали в тюрьме, дожидаясь суда. Иосиф Вейдемейер — друг по Брюсселю, издатель из Франкфурта, которому грозила та же судьба, закрыл свой журнал, уехал из Германии и поселился в Нью-Йорке, задумав выпускать там новое периодическое издание под названием «Революция». Оставшиеся экземпляры «Новой Рейнской газеты» продавать стало некому. Журнал, созданный во Франкфурте в разгар сражений, три года тому назад, умер. Карл лишился проводника своих идей.

Двадцать третьего июня 1851 года Хелен Демут произвела на свет мальчика. Какая неожиданность! Фридрих Энгельс признал ребенка, которого назвали Фредериком Льюисом и отдали кормилице за его счет. Много лет спустя Луиза Фрейбергер-Каутская (последняя гувернантка Энгельса, которая, как мы увидим, сыграет значительную роль в споре за распоряжение рукописями Маркса после его смерти) будет утверждать, что Энгельс якобы признался ей на смертном одре, будто отцом ребенка был не он, а Карл Маркс. Хелен всю жизнь будет хранить молчание. Маркс ничего не сделал для этого ребенка, Энгельс не желал его видеть, а дети Карла в конце концов, после смерти отца, будут считать его своим сводным братом, хотя он сам, став рабочим и активистом социалистического движения, так ничего и не узнает о своем происхождении. В кратких автобиографических заметках Женни ограничится одной фразой: «В начале лета 1851 года случилось еще одно событие, которого я с удовольствием не касалась бы, но оно в значительной мере способствовало увеличению наших внутренних и внешних трудностей». На самом деле, Женни так ничего и не скажет. Если ребенок был зачат в конце сентября 1850 года, то, скорее всего, отцом его был Маркс, ведь Женни тогда находилась в Трире. Энгельс мог бы оказаться его отцом, только если ребенок родился до срока, а зачат был в конце октября, поскольку ровно за девять месяцев до его рождения Фридрих был в Лондоне. Как только ребенка отлучили от груди, Хелен вернулась к исполнению своих обязанностей.

Слухи о незаконнорожденном ребенке в мгновение ока облетели узкий мирок изгнанников. «Неописуемая низость!» — писал Маркс всего месяц спустя Вейдемейеру, поселившемуся в Нью-Йорке, который был уже в курсе. Одновременно Карл обличал все наговоры, которые разносят «враги среди левых демократов. О них даже нельзя упоминать!». Ибо это лишь один из бесчисленных слухов, ходивших тогда о нем: его обвиняли в презрении к пролетариату, в поклонении аристократии, в создании всяческих невероятных заговоров, в присвоении средств и ведении зажиточного существования. Многие из этих обвинений были в антисемитском духе, а в некоторых даже упоминалось прозвище «Мавр», которым его наделили его друзья и дети, используемое как обозначение еврея. Его обвинили в сотрудничестве с «Новой прусской газетой» — консервативным берлинским изданием, в редакционный совет которого входил министр внутренних дел Фердинанд фон Вестфален. Иные даже называли Маркса прусским агентом, внедрившимся в революционные круги! Немецкие газеты, выходившие в Лондоне, подхватывали эти россказни и постоянно сыпали намеками о превосходных отношениях с шурином. Объект нападок реагировал очень бурно и в тот год вызвал на дуэль, не имея ни малейших навыков в обращении с оружием, трех своих преследователей, в том числе издателя осуждавшей его газеты. Все трое раскаялись, и дуэли не состоялись.

События конца 1851 года подтверждали предсказанное Карлом в статьях о 1848 годе: революция в Европе проиграла надолго.

В Пруссии упразднили либеральную конституцию; оппозиционеров отправили в ссылку; покончили со свободой печати и собраний; отменили основные права, декларированные в 1848 году. Не осталось надежды на амнистию, которая позволила бы Марксу вернуться на родину.

Последняя надежда вернуться на континент испарилась, когда в ночь с 1 на 2 декабря 1851 года Луи Наполеон Бонапарт распустил Национальное собрание — «очаг заговоров», — потому что оно отказалось пересмотреть конституцию с целью позволить ему повторно выставить свою кандидатуру в президенты республики. 3 декабря французская столица покрылась баррикадами; один депутат был убит в Сент-Антуанском предместье с криком: «Сейчас вы увидите, как умирают за двадцать пять франков!» — эта сумма была ежедневным содержанием парламентариев. Войска стреляли по толпе демонстрантов: на Больших бульварах было убито около двухсот человек. Мятежи вспыхнули также в департаментах Ньевр, Эро, Вар и Нижние Альпы, но не приняли массового характера, поскольку крестьяне еще хранили верность воспоминаниям о наполеоновской эпохе.

Карл увлеченно следил за этими событиями, видя в них подтверждение тому, что он написал: без прочного союза между рабочими и крестьянами любая революция обречена на провал. И эта провалится так же, как предыдущая.