Карл Маркс

— Да, мы хотим избрания Коммуны как муниципального совета. Но этим еще не ограничиваются наши требования — и все вы это прекрасно знаете! Мы хотим коммунальных свобод для Парижа, уничтожения префектуры полиции, права для Национальной гвардии самой выбирать всех своих офицеров, в том числе и главнокомандующего, полного прощения неоплаченных квартирных долгов на сумму меньше пятисот франков и пропорционального снижения прочих долгов за квартиру, справедливого закона об уплате по векселям. Наконец, мы требуем, чтобы версальские войска отошли на двадцать миль от Парижа.

Муниципальные власти категорически отказались принять даже такие весьма умеренные требования. Реакционеры разных мастей вопили, что они не признают Центральный комитет и единственной законной властью для них в Париже является собрание мэров и прежних депутатов. До глубокой ночи, пять часов подряд, шел отчаянный спор между представителями Центрального комитета Национальной гвардии и мэрами. Варлен, не ложившийся спать уже несколько ночей, вконец измотанный, не заметил хитроумной ловушки; он пошел на уступки с незначительными оговорками. Выйдя из прокуренной, душной комнаты и придя в себя на свежем воздухе, в тиши безлюдной улицы, он тотчас же понял, что оступился. Придя к товарищам, он назвал свое поведение ошибкой и предложил ответить отказом на притязания мэров и депутатов. Но ничего так и не было сделано.

Варлен, как и многие парижские пролетарии, был все еще в плену пагубных иллюзий, порожденных естественным патриотизмом. Страну окружали немецкие войска. Многие революционеры боялись повредить родине в столь трудную пору, когда враг стоял на подступах, развязав братоубийственную гражданскую войну. Они не понимали, что Тьеру и французской буржуазии Бисмарк и его армии были значительно ближе и дороже, нежели французские пролетарии. Нет ничего более беспощадного, нежели ненависть классового врага.

Очень скоро для Варлена и его единомышленников настала пора прозрения. Но многое было уже непоправимо упущено. Тем не менее власть в Париже принадлежала трудящимся с их Национальной гвардией.

Все, кто стремился построить новый мир на одном маленьком клочке земли, среди бешеной, разбушевавшейся стихии, записывались в Национальную гвардию.

Чего только не могут люди, охваченные единым устремлением! Несмотря на страшную угрозу — войну, город, объявивший власть трудового народа, зашевелился, загудел, ожил и десятками, сотнями тысяч рук стал действовать, отстраиваться, принаряжаться.

Члены Центрального комитета Национальной гвардии работали без сна и отдыха. Они постоянно собирались в ратуше, в зале, прозванном голубым из-за поблекшего небесного тона штофа на стенах и росписи на потолке, изображавшей небо и порхающих амуров, чтобы сообща обсудить, как встретить во всеоружии наступление немецких и французских врагов.

В первые дни взятия власти рабочими кое-кто, в том числе медик Жаклар и переплетчик Варлен, еще помышлял о том, не предложить ли переговоры и некоторые уступки Тьеру. Скоро, однако, всем стало ясно, что пропасть между Парижем и Версалем стала непроходимой.

Случилось так, что вместе с приходом к власти народа в Париже утвердилась также весна, ясная, теплая. Народ днем и ночью толпился на улицах.

Много раз в человеческой истории революции начинались в самом конце зим и в первые весенние месяцы. И природа торжествовала победу возрождения вместе с людьми. Но никогда радость людей не была столь пламенна, безудержна, пьяяняща, как в эти дни второй половины марта в Париже. Угроза, нависшая со всех сторон, не уменьшала, а усиливала блаженство народа, обретшего, наконец, полную свободу. Так, любовь не слабеет, а возрастает, когда к ней подкрадывается опасность. Все затаенные силы народа выявились, и лихорадочно заработали руки и мозг огромной массы людей.

Но дальновидные революционеры, такие, как отважнейшие из отважных Ярослав Домбровский, Луиза Мишель, не были спокойны. С первых дней завоевания рабочими власти они настаивали на немедленном окружении осиного гнезда реакции. Луиза Мишель, прозванная коммунарами «Красной девой Монмартра», мечтала разделаться с Тьером, уничтожив этого змия реакции.

— Я, которую обвиняют в беспредельной доброте, — говорила она, — я, не бледнея, как снимают камень с рельсов, отняла бы жизнь у этого кровавого карлика.

Опасения Домбровского и Луизы Мишель разделяли в Лондоне Маркс и Энгельс.

28 марта Центральный комитет Национальной гвардии передал свои полномочия избранной свободным голосованием Парижской коммуне; это новое правительство трудящихся состояло из 86 человек, в большинстве своем — рабочих.