Карл Смелый

— Я не могу сказать, — возразил проводник, — ничего предосудительного о всемилостивейшей королеве, единственное несчастье которой состоит только в том, что она, подобно своему царственному родителю, имеет больше титулов, чем городов. Притом же я знаю, что вы, господа англичане, хотя сами и свободно говорите о своих государях, но не любите, чтобы другие выступали из границ должного к ним уважения.

— Если так, то говори, — отвечал Артур.

— Знайте же, милостивый государь, — продолжал Тибо, — что добрый король Рене, будучи очень огорчен глубокой печалью, которая овладела королевой Маргаритой, употребил все усилия, чтобы ее развеселить. Он давал праздники, собирал певцов и трубадуров, музыка и песни которых могли бы вызвать улыбку на устах лежащего на смертном одре. Вся страна огласилась радостными кликами, и королева не могла пройти ста шагов, не встретив какой-нибудь неожиданности, состоящей из веселого зрелища или из забавного переодеванья, придумываемых самим добрым королем, который беспрестанно тревожил ее в уединении, желая всеми этими забавами рассеять ее задумчивость.

Но глубокая меланхолия королевы отвергала все эти средства к рассеянию, и наконец она заперлась у себя, решительно отказавшись принимать даже короля, своего родителя, потому что он обыкновенно приводил с собой людей, таланты которых, по его мнению, могли разогнать ее печаль. Но она с отвращением слушала игру музыкантов, и кроме одного странствующего англичанина, который спел дикую, плачевную балладу, заставившую ее пролить много слез и которому она подарила драгоценную цепь, она ни на кого не обращала внимания и даже, казалось, не замечала ничьего присутствия. И, наконец, она отказалась принимать даже своего родителя.

— Это нисколько не удивительно, — сказал Артур, — и я скорее удивляюсь тому, что его сумасбродства еще до сих пор не свели ее с ума.

— Нечто подобное этому было, — отвечал Тибо, — и я расскажу вам, как это случилось. Нужно вам знать, что добрый король Рене, желая избавить дочь свою от убийственной меланхолии, решился употребить сильное средство и, чувствуя в себе способность к изобретению разных увеселений, он поставил себе задачей употребить все силы, чтобы развлечь ее.

Случилось, что королева несколько дней была в отсутствии, и это дало доброму королю время сделать свои приготовления. По возвращении дочери он уговорил ее участвовать в церковном ходе к главному в городе собору Спасителя. Королева, не зная замыслов отца, великолепно оделась, чтобы присутствовать при этом важном торжестве. Но едва только она вышла на площадь перед дворцом, как более ста масок, наряженных турками, иудеями, сарацинами и маврами, столпились вокруг нее для возданий ей почестей, как царице Савской, будто бы ею представляемой; при звуках веселой музыки они проплясали забавный балет, в котором обращались к королеве с самыми шутовскими речами и с самыми сумасбродными телодвижениями. Королева, оглушенная этим шумом и оскорбленная фамильярностью, хотела было возвратиться во дворец, но двери дворца по приказанию короля были заперты, как только она из них вышла, и отступление в эту сторону было ей совершенно отрезано. Королева вышла опять на площадь, стараясь словами и жестами унять эту сумятицу, но ряженые, действуя по данному им наставлению, отвечали ей только песнями, музыкой и кликами.

— Как жалко, — сказал Артур, — что тут не случилось десятка два английских мужиков с палками, чтобы научить этих дерзких крикунов уважать женщину, носившую английскую корону.

— Но весь этот шум, — продолжал Тибо, — ничего не значил в сравнении с тем, который поднялся, когда добрый король явился сам, смешно одетый царем Соломоном…

— С которым из всех государей он наименее имеет сходства, — сказал Артур.

— Он приветствовал царицу Савскую с такими забавными ужимками и телодвижениями, что, по уверению очевидцев, они могли бы оживить умершего человека или уморить со смеху живого. Между прочими принадлежностями он держал в руке жезл вроде дурацкой палки…

— Весьма приличный скипетр такому государю, — сказал Артур.