Карл Смелый

Однако чувства Артура отнюдь не были эгоистичны. Он думал о своем отце, прямой и благородный характер которого заставлял уважать его, а постоянная его заботливость и отеческая нежность внушали к нему любовь и признательность. Он также находился в руках закоснелых извергов, готовых для того, чтобы скрыть свой грабеж, прибегнуть к тайному убийству. Этот добрый отец, столь неустрашимый в опасностях, столь решительный во всех случаях жизни, лежал, так же как и сын, связанный и беззащитный, под кинжалами подлых убийц. Артур вспомнил также крутую скалу близ Гейерштейна и хищного ястреба, который смотрел на него, как на свою добычу. Но тут не было ангела, который, явившись из мрака, вывел бы его на путь спасения, — в этой пещере царствовала вечная подземная темнота, и пленник мог увидеть только блестящий при свете лампады нож, которым убийца придет нанести ему роковой удар. Эта тоска до такой степени овладела чувствами несчастного пленника, что вывела его из себя. Он вскочил, напряг все свои силы, чтобы освободиться от связывавших его веревок, но они были слишком крепки, и после жестоких и напрасных усилий, при которых они врезались ему в тело, пленник потерял равновесие и, в ужасном страхе свалиться в подземную бездну, сильно ударился об пол.

К счастью, он избегнул опасности, которой боялся, но был так от нее близок, что ударился головой о низкую закраину, окружающую местами отверстие этой ужасной пропасти. Несколько минут лежал он оглушенный и недвижимый, и так как лампа при падении его погасла, то он остался в совершенной темноте. Он был приведен в чувство пронзительным скрипом дверей.

— Они идут, идут, мои убийцы! Дева Святая и Творец Милосердный! Простите мне мои прегрешения!

Обернувшись в ту сторону, он был ослеплен светом факела, который нес человек в черном платье. Человек этот шел прямо к Артуру, держа в руке кинжал. Несчастный пленник мог бы принять его за убийцу, явившегося умертвить его, если бы с ним никого не было; но он пришел не один. Свет его факела падал на белую одежду женщины и так ярко освещал ее, что Артур мог рассмотреть ее осанку и даже черты ее лица… столь дорогие для него, несмотря на то, что Артур видел их теперь при таких совершенно неожиданных обстоятельствах. Изумление его было так велико, что он даже забыл опасность своего положения. «Может ли это быть? — спросил он сам себя. — Точно ли она имеет власть стихийного духа? Неужели она вызвала из недр земных этого черного демона, чтобы содействовать моему освобождению?»

Догадка его как будто оправдалась, потому что человек в черном платье, отдав свой факел Анне Гейерштейнской, или, по крайней мере, существу, имеющему совершенное с ней сходство, наклонился к пленнику и перерезал веревку, которой были связаны его руки. Он исполнил это с такой быстротой, что веревка, казалось, упала от одного только его прикосновения. Первая попытка Артура подняться на ноги была безуспешна, а при второй рука Анны Гейерштейнской — рука живая, столько же осязаемая, как и видимая — помогла ему встать и поддержала его так же, как и в тот раз, когда поток ревел под его ногами. Это прикосновение произвело гораздо сильнейшее действие, чем слабая помощь, которую могла оказать ему девическая сила. Оно возвратило мужество его сердцу, силу и жизнь его онемевшим членам; он хотел было обратиться к Анне с изъявлением своей живейшей признательности, но слова замерли на языке его, когда таинственная дева, приложив к губам палец, сделала ему знак хранить молчание и в то же время кивнула ему своей чудной головкой, приглашая его следовать за ней. Он повиновался в безмолвном изумлении. Выйдя из мрачной тюрьмы, они миновали несколько извилистых проходов, высеченных местами в самой скале, а местами сложенных из грубо отесанных камней и, вероятно, ведущих к другим темницам, подобным той, в которой еще так недавно томился Артур.

Мысль, что отец его, может быть, содержится в такой же ужасной тюрьме, из какой он только что вышел, побудила Артура остановиться, когда они дошли до узкой круглой лестницы, которая, по-видимому, вела в верхнюю часть здания.

— Милая Анна, — сказал он, — веди меня, чтобы спасти его! Я не должен оставлять моего отца в опасности.

Она нетерпеливо покачала головой и сделала ему знак идти вперед.

— Если власть твоя не простирается так далеко, чтобы спасти жизнь моему отцу, то я останусь здесь и спасу его или сам умру! Анна, дорогая Анна!..

Она ничего не отвечала, но спутник ее сказал ему глухим голосом, соответствующим его наружности:

— Обращайся, молодой человек, к тому, которому позволено отвечать тебе, или лучше молчи и следуй моим советам, это единственное средство спасти жизнь и возвратить свободу твоему отцу.