Читаем Карл Великий полностью

Ближайшие три года (783–785) Карл почти целиком отдал Саксонии. Он бил саксов в открытых сражениях и в карательных рейдах, брал сотни заложников, которых уводил из страны, уничтожал селения и фермы непокорных. Известно, что зима всегда была для короля временем отдыха и проводил он ее обычно в Средней Франции, в одной из своих многочисленных вилл. Однако зиму 784/85 годов он провел в Саксонии и встречал Рождество – свой любимый праздник – в военном лагере близ Везера. Весной, согнанный бурным разливом рек, он переселился в Эресбург с твердым намерением оставаться там до июня и, чтобы еще яснее продемонстрировать свое решение, затребовал к себе королеву и детей, приказал выстроить церковь, отремонтировать замок, а солдат расселить в домах местных жителей. Виллегад был отправлен проповедовать в Вихмодию – самую дикую и непримиримую область страны. Из Эресбурга Карл несколько раз бросал летучие отряды сквозь всю Саксонию, очищая дороги, срывая вражеские укрепления, истребляя сопротивляющихся. Той же весной он созвал генеральный сейм в Падерборне, на котором присутствовали многие представители смирившейся саксонской знати. Не хватало лишь одного…

И Карл принял решение. Он отправился в Барденгау, откуда вступил в переговоры с неуловимым. Переговоры закончились успешно. Видукинд, перебравшийся в Нордальбингию, решил, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Он потребовал заложников и гарантий, и победитель на это пошел. Тогда Видукинд вместе со своим ближайшим помощником Аббионом покинул убежище, прибыл к королю в Аттиньи и принял крещение, причем король был его крестным отцом и наградил вновь обращенного богатыми дарами. После этого имя Видукинда навсегда исчезло со страниц летописей…

Известие о подчинении и крещении самого непримиримого из врагов вызвало живейшую радость во Франции и в Риме. Под 785 годом летописец объявил, что король франков «подчинил всю Саксонию». Так полагали и другие. Папа Адриан прославлял короля, который «с помощью Спасителя и при поддержке Петра и Павла, князей апостолов, распространил свою власть на земли саксов и привел их к святому источнику крещения». В знак увековечения окончательной победы франков папа объявил дни 23, 26 и 28 июня праздничными «на всех территориях, обитаемых христианами, включая и находящиеся за морем».

Все это, равно как и молчание в ближайшие годы источников о Саксонии, навело историков на мысль, что 785 год – время обращения Видукинда – следует считать концом войны. Такая точка зрения проникла в общие труды и особенно в учебники. Однако она глубоко ошибочна. Ибо приняв ее, приходится пренебречь тем, что произошло восемь лет спустя – в 793 году, когда больше не существовало подстрекательств Видукинда и когда тем не менее вновь вспыхнуло восстание, быть может, более значительное и кровавое, чем взрыв 782 года. Теперь оно охватило не только Саксонию. Мятежные саксы небезуспешно пытались наладить совместные действия со всеми врагами франков – с фризами, аварами и славянами. Повстанцы с еще большей энергией, чем прежде, уничтожали храмы, изгоняли и убивали священников, равно как и тех из своих собратьев, кто упорствовал в приверженности к новой вере. Одновременно были перебиты и франкские гарнизоны, стоявшие в ключевых крепостях. И снова – в который раз? – все словно бы возвращалось к нулевой черте…

Можно представить ярость Карла, узнавшего об этих событиях в самый разгар подготовки войны с аварами. Но в отличие от многих других великих людей франкский монарх никогда не выдавал своих чувств. Он вроде бы даже не отнесся серьезно к тому, что узнал. Не прерывая путешествия по Дунаю, он сделал полукрут, повернул к Вюрцбургу, где отпраздновал Рождество, затем прибыл во Франкфурт-на-Майне, где справил Пасху, и стал готовить к лету генеральный сейм. Неожиданная смерть королевы Фастрады вовсе не замедлила осуществления его планов – он уже привык расставаться с женами. «Со всей своей армией», по выражению летописца, в августе он отбыл в Саксонию…

В течение следующих пяти лет (794–799) он вел беспощадную войну, перед которой бледнеют ужасы 782–785 годов. Это была в полном смысле слова истребительная война. Она сопровождалась массовыми захватами заложников и пленных с последующими переселениями их на правах крепостных во внутренние области государства. Сообщая о подобной акции под 795 годом, источник приводит цифру очередного переселения – 7070 человек; согласно другим сведениям всего было переселено до трети жителей страны…

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное