Читаем Карл Великий полностью

Подобное заявление глубоко возмутило Карла. Конечно, не последнюю роль здесь сыграло и то, что франкские представители не были приглашены в Никею, так что решение состоялось без его ведома. Но главное – он никак не желал допустить, чтобы пальма первенства в церковном споре досталась его сопернице – Византии. По приказу монарха лучшие богословы страны взялись за составление отповеди римскому папе. В результате в 792 году было готово послание, в котором перечислялись… восемьдесят два огреха, якобы допущенные отцами собора! Справедливость требует заметить, что в большинстве своем «огрехи» были допущены самими франкскими богословами, не сумевшими правильно перевести с чужого языка иные формулировки; они, например, утверждали, будто члены Никейского собора предписывали обожествление икон, когда речь шла всего лишь о признании икон; подобным же образом и в ряде других случаев упреки соратников Карла основывались либо на недоразумении, либо на незнании, либо на прямом передергивании.

Папа Адриан был вынужден дать отпор «блюстителю чистоты истинной веры». По вполне понятной причине он сделал это тонко и деликатно, но в достаточной мере твердо. Закончил же свое ответное послание выражением надежды, что «дурные и невежественные люди» не поколеблют преданности Карла христианской вере и он «по-прежнему будет любить и хранить учение своей духовной матери – католической и апостольской римской церкви».

Карлу пришлось проглотить пилюлю. Но он решил отыграться на вопросе, который уже был частично поднят в послании 792 года и который затем достиг своего полного развития в период империи. То был пресловутый вопрос о «Filioque». Речь шла о Святом Духе – третьем лице Святой Троицы.

Евангелие от Иоанна ясно говорит о Святом Духе как исходящем от Отца и посылаемом Сыном (Ин. 15.26). В соответствии с этим еще Первый Никейский собор 352 года принял символ веры, утвержденный Константинопольским собором 381 года, согласно которому Дух Святой исходит от Отца. Этот символ веры, известный под именем Никео-Цареградского, был принят христианской церковью и долгое время не подвергался сомнениям. Но в VI веке, когда принимали христианство вестготы, на Толедском местном соборе «в целях лучшего изъяснения догмата» в символ веры впервые ввели добавку: «и Сына» (Filioque), в результате чего появилось следующее словосочетание: «Святой Дух… который исходит от Отца и Сына» (Spiritum Sanctum… quiex Patre, Filioque procedit). На грани VIII и IX веков, в период понтификата Льва III, преемника Адриана, эту формулировку повторили франкские монахи из аббатства Монте-Оливо, за что и были обвинены в ереси. Монахи обратились за третейским судом к папе, который, в свою очередь, переслал дело Карлу. Император поручил разобраться в вопросе корифею западного богословия, все тому же неутомимому Алкуину. По просьбе императора Алкуин написал обширный трактат, в котором многочисленными ссылками на Священное Писание и Отцов церкви стремился обосновать западную точку зрения. Его аргументы пытался укрепить другой столп франкского богословия – Павлин Аквилейский. Их утверждения сводились к тому, что Никео-Цареградский символ из-за своей краткости неправильно понимается простым народом, а потому указанная добавка необходима. Карл ухватился за этот тезис и, не вдаваясь в полемику с папой, поспешил внедрить западную формулировку в Святой земле, где он в это время имел уже твердую опору (об этом говорилось выше). Не зная чему верить, иерусалимские монахи обратились за разъяснениями к папе, который опять же переадресовал их к Карлу, но при этом добавил, что им отправлен в Палестину вариант, принятый римской церковью, иначе говоря, Никео-Цареградский.

Почувствовав себя уязвленным подобной двойственностью Льва III, обязанного ему столь многим, Карл снова засадил своих богословов за работу. На этот раз очередной трактат составил Теодульф, и Ахенский собор 809 года его принял и утвердил. Документы собора были пересланы папе, но Лев III продолжал вести двойную игру. Одобрив в принципе тезис об исхождении Святого Духа и от Сына, он заметил, что в символ веры вводить его не следует, и «посоветовал» императору при богослужении сохранять общепринятую формулировку (без Filioque), уверяя, что это лучший способ уберечь церковь от «соблазна».

Но Карл не внял «совету» Льва III. Не помогло даже и то, что папа приказал выбить Никео-Цареградский символ на серебряных досках, которые были выставлены в храме Святых Апостолов. Упорство императора быстро принесло плоды. Его символ веры с Filioque распространился по всей Западной Европе, и папы, следовавшие за Львом III, приняли его в качестве догмата.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное