Карл Великий

Не станем торопиться. И, прежде всего, заметим: вряд ли корректно мерки сегодняшнего дня применять к VIII—IX векам. Империя Александра Македонского тоже распалась после смерти завоевателя, не слишком усердно занимавшегося реформаторской деятельностью, и тем не менее в глазах потомства он остался Великим. Видимо, подлинную сущность явления определяет не то, что лежит на поверхности и может быть сведено к совокупности неких простых истин. Истина синтезирующая всегда много глубже и определяется не с первого взгляда, требуя проверки длительным временем. Франкский король и император Карл, сын короля Пипина, эту проверку выдержал, о чем свидетельствуют постоянно появляющиеся на Западе новые исследования о его жизни и деятельности, а с 1950 года в городе Ахене, столице империи Карла, проводится ежегодное присуждение премии его имени лицам или организациям, внесшим особый вклад в дело европейского единства.

Впрочем, здесь не все так просто и гладко, как может показаться на первый взгляд. Уже кое-кто из младших современников Карла относился к нему неоднозначно и даже предрекал душе его адский пламень. А позднее, как это бывает обычно, в дело вмешались политика и политические амбиции, не раз осложнявшие восприятие образа великого императора. Ибо если в иные эпохи французские и немецкие исследователи рьяно оспаривали его друг у друга в качестве «основоположника» их национальной истории, то в других случаях они из тех же побуждений и с такой же ретивостью открещивались от него. Достаточно вспомнить позиции немецких историков и псевдоисториков во времена националистического угара франко-прусской войны и, в особенности, гитлеровского «нового порядка», когда основателю Каролингской империи не могли простить его истребительных войн против «арийцев» — саксов и даже называли его не Karl der Grosse, a Kari der Franken. И точно так же их французские оппоненты не раз отталкивали Карла и принижали его значение за «прогерманские» позиции и акты. Политика всегда остается политикой, и поскольку герой этой книги, строго говоря, не «немец» и не «француз», то националистическая историография ни там, ни тут не может испытывать к нему чрезмерных симпатий.

Но есть у этой проблемы один особый аспект — аспект, на наш взгляд, вполне способный примирить соперников, исключающий в равной мере как «немецкий», так и «французский» подход. Для этого следует лишь обратиться к исторической географии.

Каждый раз, когда смотришь на карту Европы конца раннего средневековья, ловишь себя на мысли о том, как, в сущности, много на ней элементов современного мира! Правда, в политических границах — как будто бы никакого сходства. В глазах рябит от множества «королевств», «герцогств», «маркизатов» и «епископств». И все же немало такого, что хорошо знакомо. Возьмем, к примеру, названия государств: Англия, Франция, Германия, Италия, Венгрия, Польша; или областей: Гасконь, Бретань, Шампань, Лотарингия, Бургундия, Бавария, Ломбардия — все они существовали уже в Х веке. Десять столетий назад! Это кажется особенно поразительным, когда берешь в руки карту VI—VII веков. Сходство исчезает мгновенно. Ни одного знакомого названия! Ни единого из существующих ныне государств!…

На первый взгляд, период с V по VIII век — время бесплодное, бестолковое: какое-то нагромождение бесконечных войн, вторжений, кровавых междоусобий, территориальных разделов и переделов. Когда изучаешь материалы этих четырех столетий, кажется, будто проходишь сквозь дикий, фантастический сон, кошмар, лишенный логики и смысла.

И вдруг, проводив феерически-бессмысленные века, удивленно раскрываешь глаза. Появилась Европа. Появились современные государства.

Мы отнюдь не оговорились: именно современные, существующие и сейчас на политической карте мира.

В горниле «бесплодных» превращений родилось новое: новые народности — предшественницы будущих наций, новые политические организмы, которые пронесут сквозь всю феодальную раздробленность и неустойчивость свою территориально-этническую основу.

И в фокусе всех этих трансформаций оказалась эпически мощная фигура императора франков Карла.

Никогда не понять ни средневековой, ни новой истории таких государств, как Франция, Германия или Италия, если забыть начало этой истории, если сбросить со счета их путь через империю Карла Великого, все те катаклизмы, которые заполняют раннюю, подспудную пору их жизни во франкский период.

Ибо шла она, история эта, от «варварских» государств раннего средневековья к государствам новых народностей, через Империю — к Европе.

Однако, чтобы принять этот тезис, а значит, чтобы понять степень величия Карла, следует прежде всего обратиться к истокам. Иначе говоря, выяснить и представить не только (и даже не столько) биографию самого Карла, сколько некий отрезок биографии Западной Европы, точнее — той ее части, судьбу которой в чем-то определили личность и дело императора.

Глава первая. Предшественники

Под натиском «варваров»