Карл Великий. Основатель империи Каролингов

Там на юге морская граница была объята огнем раздоров, набегов, грабежей. Флотилии сарацин постоянно нарушали мир, заключенный в Кордове. Испанские мавры объединились со своими африканскими собратьями; они вновь разорили Корсику и Сардинию, высадились на сушу в районе Никеи (Ниццы), у Нарбона и на побережье Тосканы. Крепости Льва III не могли передвигаться, чтобы дать отпор кораблям захватчиков. У Шарлеманя оставалась только одна надежда. У Сицилии был замечен византийский флот.

Если бы рука другого императора из Константинополя протянулась к нему, чтобы оказать помощь подобным образом, они вдвоем смогли бы обезопасить берега материка, даже потеряв при этом острова.

Шарлемань лелеял эту надежду. Он потерпел неудачу в спуске на воду сильных флотилий; его неуклюжие суда из невыдержанной древесины были рассеяны, словно порывами сильного шквала. Усевшись за серебряный стол, Шарлемань изучал план огромного города Константина. Конечно, здесь имелись обширные гавани, и арсенал, и скопление зданий, называвшееся университетом, где – как рассказывали его посланники – греки изготавливали неугасимое пламя – морской огонь, горевший на воде. Этот греческий огонь[40] мог уничтожить вражеские корабли.

Кто из его посланников был в Константинополе? Гуго, молодой граф из Тура, и епископ Амальгар. Гуго честно сообщил, что мирный договор не может быть подписан, потому что слабого Михаила отправил в ссылку более сильный воин по имени Арминиан. Никто не мог сказать с уверенностью, что знает политику этого Арминиана, если не считать, что последний с неодобрением относился к изображениям святых… Странно, что Ирина, такая расчетливая женщина, привязалась к священным образам… Шарлемань ждал возвращения Амальгара с подписанным мирным договором.

С потерей Карла и Пипина его все время одолевало беспокойство. Он всецело полагался на этих двух сильных сыновей. Теперь он трудился в одиночку, используя свой костяной посох, словно это был новый вид скипетра, медленно расхаживая с непокрытой головой по разрушенному коридору в ожидании вестей, которые облегчили бы его страдания.

Шарлемань считал недели до того дня, когда сможет наконец отложить в сторону свой посох, снять королевские одежды, оседлать коня и отправиться на охоту. Когда он сможет отправиться в Арденны со своими охотниками, проклятая лихорадка отпустит его, и он сможет спать до восхода солнца, когда тени от ветвей деревьев четко обрисуются на крыше его шатра у него над головой.

Но прежде в Ахене состоится благородное собрание сеньоров и определятся планы на будущий год.

Когда он сообщил об этом Бурхарду, коннетабль молча кивнул в знак согласия.

– Бернард должен приехать на собрание из Павии, Адальгард может подождать в Риме.

Его офицер согласился и мрачно добавил, что маркграф с Бретонской марки не может оставить своего поста из-за волнений среди бретонцев. Следует также исключить вельмож с Баскских гор и Гаскони – они дезертировали из войска в Аквитании.

При этих словах в пожилом короле пробудились воспоминания. 35 лет назад Роланд – страж Бретонской марки – вместе с войском пал от рук басков при Ронсевале, месте, о котором сейчас не говорили.

– Ты сказал, что баски дезертировали? – переспросил Шарлемань.

Резкий тон его голоса насторожил командующего вооруженными силами франков.

– Докладывают, всемогущий король, что они покинули знамя короля Людовика и исчезли в своих горах.

– Куда повел Людовик свое войско?

– По Эбро на Уэску.

Шарлемань это знал. От офицера он ждал только подтверждения. Лежавшая рядом с Сарагосой Уэска взбунтовалась.

В памяти Шарлеманя всплывали красные горы Испании – страны предательства и скрытой опасности – на фоне прозрачного голубого неба. Он ощущал жар палящего солнца на рассвете. Мысленно он оценивал беззаботность Людовика, его слепую веру в защиту Господа. Баски растворились в своих горах. И вновь он копался в своей памяти, прислушиваясь к предупреждению прославленного воина, Гильома Тулузского. Нависшие над дорогой пустынные вершины были знаком опасности, поэтому пастухи увели свои стада. Воспоминания пробудили дурные предчувствия.

У него остался только один сын. Все то, что он создал своим трудом, теперь зависело от жизни и здоровья Людовика, наследника. Оброненные горящие факелы уничтожили массивный и прочный мост через Рейн. Насколько более непрочной была власть над множеством людей!

– Господин коннетабль, – официальным тоном заявил Шарлемань, – немедленно передайте моему сыну Людовику мою волю и приказ: как можно скорее вернуться с берегов Эбро вместе со своим штандартом и вооруженными рекрутами.

Его память рыскала по долине реки Эбро, поднимаясь к двум перевалам, один из которых был опасен, а другой ничем не грозил. Бурхард, удивленный и внимательный, ждал, когда Шарлемань закончит говорить.

– Я хочу, чтобы его обратный маршрут пролегал мимо города Ургеля через Перхский перевал на его столицу Тулузу, а потом сюда.