Карл Великий: реалии и мифы

Первым возможным, хотя и косвенным свидетельством знакомства с Карлом Великим может служить появление имени Karl в ряду личных имен членов датской королевской династии в конце XI в. Этим именем был назван сын Кнута Святого и внук Свена Эстридсена, родившийся в 1084 г., и оно стало наследственным в его семье. Надо отметить, что имя Karl (и его слабая форма Karli) было известно в древнескандинавском именослове значительно раньше: оно встречается в русско-византийских договорах 907, 911 и 944 гг., широко представлено оно в шведских рунических надписях XI в. и сагах (Owe, 48; ср. также производные: Karlsefni и др.; Lind, Sp. 676–677; Janzén, 38, 40, 43, 208). Однако, в этих источниках имя Karl не связано с императором: оно является ономастизацией апллятива karl (<*karlaz), имевшего значение «мужчина», «человек», «рядовой общинник»[51]. Отражением исходного значения апеллятива является полное отсутствие его в именослове социальной элиты древнескандинавского общества: во всех засвидетельствованных случаях оно принадлежало бондам. Поэтому появление имени Karl в именнике королевского рода свидетельствует о резком изменении престижного статуса имени. Заманчиво связать это изменение с проникновением в Данию сведений о Карле Великом, в первую очередь через посредство «Истории гамбургских архиепископов» Адама Бременского, написанной в 1070-е гг. и испытавшей сильное влияние жизнеописания Карла Великого Эйнхарда[52].

Вместе с тем, записанные в XII–XIII вв. как эпические песни (в первую очередь, вошедшие в состав «Старшей Эдды»), и прозаические пересказы древнегерманских эпических сюжетов в форме саг о древних временах[53], так и «саги о викингах» не содержат никаких следов знакомства с Карлом Великим. Последнее особенно странно, учитывая, что древнейшие сюжеты «саг о викингах» (например, «Саги о Рагнаре Лодброке») близки по времени к эпохе Карла. Более того, обе разновидности саг о древних временах легко впитывали и адаптировали разновременные мотивы и сюжеты, объединяя их в единое повествование. Деяния же и образ Карла были не только хорошо известны в Западной Европе, но и породили богатую устную, в том числе, героико-эпическую традицию.

Естественно, поэтому, возникает вопрос: почему в скандинавской традиции не были использованы сюжеты, связанные с именем Карла Великого. Причина этого, возможно, заключается в особенностях исторической памяти древних скандинавов, знающей две «героические эпохи» и воплотившей их в устной (а затем и письменной) традиции. Первая «героическая эпоха» — общегерманская. Это время гуннского нашествия и передвижения германских племен, постепенно оседающих на новых землях (Chadwick). К ней восходят сюжеты, связанные с борьбой с гуннами и смертью Аттилы, правлением Теодориха Великого, падением первого и второго бургундских королевств. Они распространились по всему германскому миру в виде отдельных песен, немногие из которых сохранились в более поздних переработках («Вольфдитрих», «Ортнит», «Кудрун», «Песнь о Нибелунгах» и др.). В Скандинавии же эти разновременные и разного происхождения сюжеты были объединены в единый цикл сказаний о Нифлунгах, включивший также и мифологические сюжеты. Они представлены в виде кратких песен героического и элегического содержания, вошедших в состав «Старшей Эдды», а также в систематизированной форме: в «Саге о Вёльсунгах», «Саге о Хервёр» и других сагах о древних временах в собственном смысле слова, а также в «Саге о Тидреке Бернском».

Вторая «героическая эпоха» — собственно скандинавская. Это расцвет эпохи викингов с их нападениями на английские, германские и франкские прибрежные земли, разорением городов, богатой добычей и немеркнущей славой отважных воинов и мореходов. Сказания этого времени (по преимуществу отражающие события X — первой половины XI в.) приобрели форму саг о викингах, близких по своей поэтике собственно сагам о древних временах, но более насыщенных фольклорными, сказочными мотивами. Эпоха Карла Великого оказалась в промежутке между общегерманским и скандинавским эпическим временем, формирование сюжетики первого уже, очевидно, давно завершилось, второго — еще не начало складываться. Поэтому образ Карла, равно как и сюжеты, описывающие его деяния, не отложились в исторической памяти скандинавов и вошли в скандинавскую культуру значительно позже, когда на север начал проникать европейский куртуазный роман.