Потери русской армии были огромные. Лишь в бою, по шведским оценкам, погибло около восьми тысяч человек. Если добавить сюда тысячу утонувших всадников Шереметева и скончавшихся по пути в Новгород от ран, холода и голода, то цифра может значительно возрасти. В плен к шведам попали 18 генералов и большое количество полковников, 145 орудий, 151 знамя и 20 штандартов, а также весь запас провианта и амуниции плюс полевая военная касса царя Петра. Среди пленных оказался грузинский царевич Александр, наследник грузинского престола. Его отец в 1688 году был изгнан из Грузии и нашел приют в России. Он отдал своего сына Петру, и девятнадцатилетний царевич сопровождал нарвскую армию; во время сражения он был взят в плен пьяными финскими солдатами, которые раздели его и хотели убить. К. Г. Реншёльд спас царевича, одел его и представил королю. Этот эпизод буквально потряс Карла, и он произнес одно из своих, может быть, самых эмоциональных выражений: «Это все равно, как если бы я попал в плен к крымским татарам!»[54]
Шведы свои потери оценивали скромно: 31 офицер и 650 рядовых убитыми и 1200 ранеными. Среди драбантов было 11 убитых и 25 раненых. Нарва стала их первым боевым крещением. Впоследствии драбанты оправдают свое название элитной воинской части и своим геройством не раз будут помогать королю выигрывать сражения.
Шведы праздновали победу, писали о ней домой и в официальных уведомлениях, и в частных письмах своим родственникам. Полковник Магнус Стенбок, переполненный радостными чувствами, сообщал своей жене о том, что досталось ему из взятых на поле боя трофеев: «...красивое покрывало для кровати, подбитое куницей, две серебряные кружки и кубок, не считая прочей мелочи, которую я отошлю домой». Кроме того, он получил «...для улучшения экипажа тысячу риксдалеров наличными деньгами», взятыми из захваченной царской казны, а о самом важном сообщает в конце письма: «...позавчера в самых милостивых выражениях получил от Его Величества за мою храбрость и примерное поведение звание генерал-майора»[55]
.О личных впечатлениях самого короля после победы под Нарвой никаких письменных свидетельств не осталось, что удивительно, так как он не мог не написать об этом своей младшей сестре. В официальных реляциях сообщалось, что Карл XII во время сражения находился «...в местах, где сильнее всего стреляли и бились врукопашную», чтобы на коне и в пешем строю вести за собой пехоту и кавалерию, подвергая таким образом себя «...всем опасностям, которым подвергались его рядовые солдаты». Очевидцы говорили, что король вел себя под Нарвой не как разгоряченный лейтенант, ищущий себе приключений в самых горячих точках боя, а как разумный военачальник, появлявшийся там, где было необходимо, чтобы своим словом верховного главнокомандующего помочь делу. Он не был со своими драбантами у Камперхольмского моста, где они пытались перерезать противнику пути отступления, а оставался перед русскими окопами с лейб-драгунами, предупреждая опасность активизации частей генерала Вейде на южном фланге. Вместе с драгунами он прогонял выбежавших на поле русских обратно в окопы. Позже, когда он сделал попытку перебраться в занятый русский лагерь, он, объезжая кучу убитых и раненых, провалился в окоп, наполненный водой, и потерял в нем шпагу и один сапог. Распорядившись о подавлении сопротивления в импровизированном русском вагенбурге, он восполнил необходимое для всадника снаряжение и удалился на другой фланг поля битвы. Когда Карл после боя снял свой галстук, из него выпала застрявшая мушкетная пуля — первая из тех пяти, которые, напевая «любимую его музыку», будут удостоены личной встречи с ним. Вторая пуля нанесет ему визит девять лет спустя.
Без сомнения, пишут многие историки, личная роль короля во время Нарвского сражения в целом была минимальной и заключалась в наблюдении за ходом боя. Это вполне объяснимо и понятно: король едва достиг минимального офицерского возраста, он никогда не сдавал экзаменов в Карлбергской военной школе, ни разу еще не проходил офицерской аттестации, не воевал в армиях других европейских государств и вообще не имел никакого военного образования и подготовки, то есть для признания за ним авторитета полководца многого еще не хватало. Так, впрочем, происходило и с другими знаменитыми полководцами, которые приобретали воинский опыт и мастерство постепенно, только Карл, в отличие от всех них, не только не достиг преклонных лет, но едва вышел из юношеского возраста. Наполеон проявил свои военные способности в двадцать семь лет, хотя, конечно,если бы он был королем, как Карл XII, то не исключено, что он отличился бы намного раньше.