Карл XII. Последний викинг. 1682-1718

Но если Роланд стал западноевропейской легендой, а Аттила даже евразийской, то Карлу XII, с его «викингским нравом» (Wikingersinn), подмеченным уже некоторыми его современниками, никогда не суждено выйти за пределы шведского эпоса. Это был сугубо национальный тип, который в эпоху «просвещенного абсолютизма» уже являлся доисторическим типом, последним викингом, заблудившимся в чуждом ему мире. По каким-то загадочным, не поддающимся историческому анализу причинам на первые десятилетия новой истории Швеции лег яркий отблеск скандинавской древности, чью суровую поэзию так хорошо почувствовали и воспроизвели шведские историки и поэты XIX века. Так, Стрингольм писал: «Во всех предприятиях, на которые подстрекала викинга врожденная склонность, много было совершено храбрых дел… Викинг, в уме которого всегда гнездились смелые замыслы, избирал что-нибудь одно — победу или смерть. То и другое приводило к цели. Смерть казалась ему путем к бессмертию, жизнь — борьбой за достижение этой цели. Вся его жизнь была сцеплением военных подвигов и приключений; он искал опасностей и считал отрадой преодолевать их. Море было знакомо ему с детства, и в душе его отразился великий образ этой стихии: его замыслы получили огромные размеры, его стремления и надежды, подобно океану, не знали границ. Встречались невзгоды — он переносил их, не унывая. В бурях, в лишениях, во всяких случайностях он не падал духом и был равно готов на погибель и на счастье. Изведав все превратности судьбы в постоянных походах на море и на суше, привыкнув сражаться с опасностями и полагаться только на себя, он усвоил себе хладнокровие, присутствие духа и сметливость, выручавшие его в опасные минуты. Ему незнакомо было отчаяние ни посреди волн и утесов, ни в трудных положениях на суше. Не было столь смелого и опасного подвига, на который не решился бы викинг со своим бесстрашием и презрением к смерти. Религия и предки внушили ему правило, что мир принадлежит тем, кто храбрее, что лучше искать славы и чести, нежели доживать до глубокой старости, и что всего славнее жить и умереть с оружием в руках».

Именно эта эпоха была духовной родиной Карла XII, именно ее жестокие доблести жили в его душе. И потому, несмотря на молитвенник, найденный после смерти в кармане его мундира, он должен был попасть не на христианское небо, а в кровавый рай скандинавской мифологии, где воители каждый день рассекают друг друга на куски, а вечером, собрав свои разбросанные члены, пируют вместе за столом Одина, едят из одной тарелки сало вепря Серимнера и провозглашают тосты, поднимая черепа с пенным пивом.