Наконец, 23 сентября 1967 года, Кастанеда подписывает контракт. Для Карлоса это исключительное событие после столь долгого ожидания. Чтобы его отпраздновать, он тут же отправляется к… портному и покупает новый серый костюм.
В ноябре он едет в Нью-Йорк, потом в Вашингтон. Ему очень хочется повидать Карлтона Джереми.
Теперь большинство времени Карлос проводит в пустыне, но что он там делает? Действительно ли беседует со старым яки без роду и племени? Бывает он и в Мексике. В Оахаке живет человек, который на свой лад дополняет учение дона Хуана: дон Хенаро.
Мысль о предстоящей публикации будоражит. К Ка-станеде проявляют интерес некоторые профессора из Нью-Йорка. Не желает ли он написать диссертацию в Колумбийском университете, где его прославленные труды встретят горячий прием?
Книга запущена в производство. Издателю хочется изобразить на обложке нечто психоделическое. В первом варианте это индеец с резкими чертами лица — картинка, вдохновленная фотографиями автора. Кастанеда категорически отвергает ее. Во второй версии буквы названия окружены зелеными ящерицами. Но Карлосу нужен респектабельный вид, а не броскость. В конечном итоге книга выходит в строгой бело-зеленой обложке под достаточно академичным названием «Учение дона Хуана: путь знания индейцев яки».
Долгожданное событие свершилось 27 июня 1968 года. Конец долгого пути положил начало повальному увлечению.
ГЛАВА 4. 1968–1972 гг. ПРОРОК В СЕРОМ КОСТЮМЕ
Уничтожить привычные ориентиры. Такова цель книги, осмелившейся бросить вызов законам жанра. Роман, критическое эссе, исследовательский отчет или поэтический манифест? «(…) Отсутствие каких бы то ни было примечаний и абсолютная невозможность анализа ставят произведение на грань сюрреалистического наваждения с умопомешательством», — говорит Дэниел С. Ноэл на первых страницах критического эссе «Свет и тени Карлоса Кастанеды».
«Трава дьявола и маленький дымок»[12]
представляется прежде всего «обычным» антропологическим исследованием. Его можно также принять за рассуждение на научную тему, которое, как и следует, делится на две главные части: феноменологическое описание встреч с доном Хуаном и последующий «структурный» анализ.Оригинальное название — «Учение дона Хуана: путь знания индейцев яки» — свидетельствует о желании автора быть принятым всерьез. Карлос ни в коей мере не желает прослыть популистом вроде какого-нибудь Райна или Пухарика. В отличие от них он выступает как ученый.
На титульном листе красуются слова благодарности. Кроме Клемента Мейгана, Гарольда Гарфинкела, Уильяма Брайта и Педро Карраско, автор благодарит и Роберта Эдгертона, хотя тот высказался о рукописи более чем сдержанно. Кастанеда также выражает признательность Лоуренсу Уотсону и двум корректорам: Грейс Стимсон и Ф.А. Гилфорду.
Содержание состоит из рассказа и последующего эссе. Две цитаты, приведенные на форзаце, указывают на эту двойственность. Первая принадлежит Георгу Зиммелю[13]
и свидетельствует прежде всего о стремлении автора подчеркнуть свою скромность: «В наших силах лишь попытаться установить начало и направление бесконечно долгого пути. Достижение упорядоченного и связного целого будет в лучшем случае иллюзией. Одинокий студент может достичь совершенства, только если благодаря личным усилиям передаст все, что был способен увидеть». Невозможно переоценить эту скромность, которой отличается и сама манера повествования Карлоса. Студент не строит из себя опытного эксперта, а сразу признает свою слабость, неспособность что-либо понять и влияние предрассудков.Дон Хуан тоже не остался без внимания. Но его слова неизмеримо более загадочны: «Для меня существует только путь, у которого есть сердце, и все пути с сердцем. Именно по ним я иду, и главное для меня — дойти до конца. И я иду вперед и смотрю, смотрю, пока не перехватит дыхание».
Этот замечательный отрывок звучит как манифест. Одним молниеносным мазком Карлос дает портрет персонажа. В его кочевнике из Аризоны есть что-то от Ницше, Гераклита, и может быть, от Рене Шара. Но откуда Кастанеда взял эту фразу? В книге нет именно таких слов. Правда, в одной из глав дон Хуан говорит, что дороге необходимо иметь сердце, но выражается это не столь поэтично. Может, Кастанеда выудил это из записей, скопившихся за долгие годы? Может, «улучшил» какой-то фрагмент? А может, просто все сочинил от начала и до конца?
Автор ведет речь от первого лица, используя, таким образом, жанр эго-романистики, замешанной на сновидениях. С первых страниц он переносит читателя на ту самую судьбоносную автостанцию в Аризоне, где в 1960 год)' состоялась встреча с доном Хуаном: «Сначала я относился к дону Хуану просто как к немного странному человеку, много знавшему о пейоте и отлично говорившему по-испански».
Однако перед нами не только колоритная фигура, но и некто особенный: «(…) Люди, с которыми он жил, рассказывали, что он обладает «секретным знанием», и что он брухо».