Карлос Кастанеда, книги 1-2 (перевод Б.Останина и А.Пахомова)

На этот раз дымок действовал гораздо медленнее. Едва я почувствовал головокружение, как дон Хуан подошел ко мне и, поддерживая голову, помог улечься на левый бок. Он велел вытянуть ноги и расслабиться, а затем взял меня за правую руку и повернул ее так, чтобы ладонь опиралась о циновку и на нее приходилась вся тяжесть тела. Я покорно подчинился ему.

Потом старик уселся напротив и посоветовал ни о чем не думать. Сказал, что скоро явится страж и что на этот раз у меня есть все шансы его увидеть. Он добавил, что страж может причинить сильную боль, но есть возможность этого избежать. Он указал на мою правую руку и объяснил, что нарочно придал ей такое положение: если понадобится, я могу, оттолкнувшись ею, быстро встать.

Едва он кончил говорить, как я почувствовал, что тело мое онемело. Я хотел сказать, что не могу подняться, так как не владею мышцами, но не смог произнести ни слова. Кажется, дон Хуан это предвидел и сказал, что все дело — в воле. Он напомнил, что когда несколько лет назад я курил впервые и упал, то поднялся благодаря своей воле. Я поднял себя мыслью — и это единственный способ встать.

Но я его не слушал, так как не мог вспомнить, как я действовал в тех обстоятельствах. Меня охватило отчаяние, я закрыл глаза.

Дон Хуан схватил меня за волосы, встряхнул и велел открыть глаза. Я не только открыл их, но и, к собственному удивлению, вполне членораздельно произнес:

— Не знаю, как я тогда встал.

Голос звучал монотонно, но был несомненно моим, а ведь только что я был уверен, что не могу говорить! Дон Хуан рассмеялся.

— Это не я говорил, — сказал я и снова поразился, услышав себя.

Говорить в таком состоянии мне понравилось. Я хотел попросить дона Хуана объяснить, как это получается, но на этот раз не смог произнести ни слова. Я изо всех сил старался заговорить — безрезультатно. Наконец сдался — и в то же мгновение непроизвольно вымолвил:

— Кто это говорит? Кто это говорит?

Дон Хуан захохотал, шлепая себя по бедрам. По-видимому, я мог произносить простейшие фразы, если точно знал, что хочу сказать.

— Это я говорю? Это я говорю? — спросил я. Дон Хуан заявил, что, если я не перестану валять дурака, он оставит меня одного.

— Я не валяю дурака, — возразил я. Действительно, я был серьезен. Сознание было ясное, но тела я по-прежнему не чувствовал, не мог управлять им, зато мог разговаривать. Мне пришло в голову, что если я могу говорить, то смогу и встать.

— Встать! — приказал я себе и в мгновение ока оказался на ногах.

Дон Хуан удивленно покачал головой и вышел из дому.

— Дон Хуан! — трижды прокричал я. Он вернулся.

— Уложи меня, — попросил я.

— Сам ложись, — сказал он. — Похоже, у тебя это отлично получается.

Я приказал себе: лечь! И тут же перестал что-либо видеть, но через некоторое время различил стены комнаты и увидал дона Хуана. Должно быть, я упал лицом вниз, а дон Хуан перевернул меня.

— Бла-го-да-рю, — по слогам произнес я.

— Не сто-ит то-го, — передразнил он со смехом и принялся растирать мне руки и ноги какими-то листьями.

— Что ты делаешь? — спросил я.

— Я тебя растираю, — ответил он, подражая моему монотонному голосу, и рассмеялся. Его тело содрогалось от смеха, а глаза глядели ласково и сияли. Я тоже хотел смеяться с ним, но не мог. Вдруг на меня накатило веселье, и я засмеялся, но таким ужасным смехом, что дон Хуан оторопел.

— Пойдем-ка лучше в канаву, — сказал он, — а то доконаешь себя своим шутовством.

Он поднял меня и велел пройтись по комнате. Шаг за шагом я стал ощущать ноги, а потом и все тело. На плечи навалилась непомерная тяжесть, что-то сильно давило на темя.

Дон Хуан отвел меня за дом и спихнул в канаву, прямо в одежде. От холодной воды сразу полегчало.

Вернувшись в дом, я переоделся, сел на циновку и снова почувствовал какое-то отчуждение, желание молчать. На этот раз сознание не было ясным и сосредоточенным; меня охватили меланхолия и усталость. Потом я заснул.

12 ноября 1968 года

Утром мы с доном Хуаном отправились на окрестные холмы собирать травы. Прошли километров десять. Я очень устал, присели отдохнуть. И тут дон Хуан сказал, что доволен моими успехами.

— Сейчас-то я уверен, — сказал я, — что говорил сам. А тогда готов был поклясться, что говорил кто-то другой.

— Ну конечно сам, — подтвердил дон Хуан.

— Почему же я себя не узнал?

— Это все дымок... Человек может говорить и не замечать этого; перенестись за тысячу километров и тоже не заметить. Так же проходят сквозь предметы. Дымок лишает человека тела; делает его свободным, как ветер. Даже свободнее — ветер могут остановить скала или стена. Дымок делает человека свободным, как воздух. Еще свободнее — воздух можно замуровать, и он станет затхлым. Если твой помощник — дымок, тебя невозможно ни остановить, ни запереть.

От его слов мне стало неловко, будто я в чем-то провинился.

— Дон Хуан, неужели все это возможно на самом деле?

— А ты как думаешь? Или тебе удобнее считать, что ты сошел с ума? — язвительно спросил он.

— Ты легко принимаешь такого рода вещи, а я не могу.