Карлос Кастанеда, книги 1-2 (перевод Б.Останина и А.Пахомова)

– А эта – для сердца, – и сделал надрез вблизи соединения отростков, после чего отрезал оба конца сантиметрах в восьми от места соединения. Затем принялся не спеша вырезать человеческую фигурку.

Корень был сухой, волокнистый. Чтобы получить нужную форму, дон Хуан делал рядом два надреза и соскабливал волокна между ними, а когда перешел к мелким деталям, вроде кистей рук, стал работать ножом как резцом. В результате получилась вытянутая фигурка человека со сложенными на груди руками и сплетенными пальцами.

Дон Хуан поднялся и подошел к голубой агаве, что росла перед домом у самой веранды. Он ухватил твердый шип одного из мясистых листьев, отогнул его и три-четыре раза повернул. Это круговое движение почти оторвало шип, он повис на листе. Дон Хуан сжал его зубами и дернул. Шип отделился от мякоти, увлекая за собой пучок белых тонких волокон длиной около полуметра. Продолжая держать шип в зубах, дон Хуан ладонями скрутил волокна, так что получился шнур, которым он обмотал ноги человечка, сведя их вместе. Он обматывал низ фигурки, пока шнур не кончился. Тогда он ловко, как шилом, проткнул шипом фигурку под сложенными руками так, что его острие показалось как раз из сцепленных ладоней. Дон Хуан снова сжал шип зубами и, осторожно потянув его, вытащил почти целиком. Шип торчал из груди человечка, как длинное копье. Не глядя больше на фигурку, дон Хуан сунул ее в кожаную сумку. Казалось, эта работа его обессилила; он растянулся на полу веранды и заснул.

Когда дон Хуан проснулся, уже стемнело. Мы поели из привезенных мною припасов и немного посидели на веранде. Потом дон Хуан, прихватив с собой все три холщовых свертка, пошел на задний двор. Там он нарубил веток и сучьев и развел небольшой костер. Мы удобно устроились перед огнем, старик стал разворачивать свертки. В первом лежали высохшие части женского растения, во втором – остатки мужского, в третьем, самом большом, – зеленые свежесрезанные части дурмана.

Дон Хуан притащил глубокую каменную ступку, похожую на горшок с округлым дном. Выкопав в земле ямку, он прочно установил ступку. Потом подбросил в костер сучьев, взял два свертка с сухими частями мужского и женского растений и, высыпав их в ступку, встряхнул тряпки, чтобы убедиться, что там ничего не осталось. Из третьего свертка он достал два свежих корня.

– Я приготовлю их для тебя, – сказал он.

– Что это за корни, дон Хуан? – спросил я.

– Один женский, другой мужской. Единственный случай, когда эти два растения можно соединять. Оба с глубины в один метр.

Дон Хуан принялся растирать их в ступке равномерными движениями пестика, что-то при этом негромко напевая. Пел он тихим голосом, который звучал как монотонный гул; разобрать слов я не мог. Старик целиком ушел в работу.

Когда корни были растерты, дон Хуан вынул из свертка кучку свежих листьев, чистых, целых, без единой дырочки, и по одному бросил их в ступку. Потом взял горсть цветков и тоже бросил по одному. Я насчитал четырнадцать листьев и четырнадцать цветков. Наконец он извлек пригоршню зеленых семенных коробочек, еще не раскрывшихся и колючих. Я не успел сосчитать их – дон Хуан бросил все сразу, но, по-моему, их тоже было четырнадцать. Он добавил в ступку три темно-красных чистых стебля без листьев, которые, судя по их многочисленным отросткам, принадлежали крупным растениям.

Когда все это оказалось в ступке, дон Хуан по-прежнему равномерными движениями растер все в кашицу, после чего наклонил ступку и, зачерпывая смесь рукой, переложил ее в старый горшок.

Дон Хуан протянул ко мне руку. Я подумал, что он просит ее вытереть. Вместо этого старик схватил мою левую ладонь и быстрым движением широко развел средний и безымянный пальцы. Вонзив кончик ножа точно между ними, он одним ударом рассек мне кожу вдоль безымянного пальца. Действовал он с такой ловкостью и проворством, что, когда я отдернул руку, на ней уже сочился кровью глубокий порез.

Дон Хуан снова схватил мою ладонь, поднес ее к горшку и стал жать и тискать, чтобы кровь текла сильнее. Рука онемела. Я был в шоке: меня знобило, все тело стало ледяным, грудь сдавило, в ушах звенело. Земля ушла из-под моих ног, и я понял, что теряю сознание.

Дон Хуан выпустил мою ладонь и принялся помешивать в горшке. Придя в себя, я очень рассердился на него, и только через несколько минут ко мне вернулось самообладание.

Дон Хуан обложил костер тремя камнями, установил на них горшок, кинул в смесь что-то вроде большого куска столярного клея, влил ковш воды и оставил кипеть.

Запах у дурмана и сам по себе весьма специфичен, а когда к нему добавился едкий запах кипящего столярного клея, получилась такая вонища, что меня едва не стошнило.

Пока смесь кипела, мы неподвижно сидели перед костром. Временами ветер дул в мою сторону, вонь обволакивала меня, и мне приходилось задерживать дыхание.