Карлос Кастанеда, книги 1-8 (самиздат, интернет-версия)

– И хотя я был в этом ресторане много раз как старый больной человек, я тогда «выслеживал», просто разыгрывая из себя старика. Никогда прежде до этого дня моя точка сборки не сдвигалась в точную позицию старости и дряхлости.

Он сказал, что как только он вознамерился быть старым, его глаза потеряли свой блеск, и я тут же заметил это. Тревога была написана на моем лице. Потеря блеска в его глазах была следствием «намеренного» использования его глазами позиции старого человека. Когда его точка сборки перешла в эту позицию, он стал старым и на вид, и по поведению, и по чувствам.

Я попросил его пояснить идею вызова «намерения» с помощью глаз. У меня было слабое представление, что я понимаю ее, но не могу сформулировать даже для себя то, что я знаю.

– Единственно, что можно сказать об этом, это то, что «намерение» «намеренно» вызывается с помощью глаз, – сказал он. – я знаю, что это так. И тем не менее, как и ты, я не могу определить точно, что я знаю. Маги разрешили это частное затруднение принятием того, что является крайне ясным

– Люди бесконечно сложнее и таинственнее самых буйных наших фантазий.

Я настаивал, что он почти не ответил на этот вопрос.

– Все, что я могу сказать – это то, что глаза делают это, – сказал он резко. – я не знаю, как, но они делают это. Они вызывают «намерение» чем-то неопределенным, что имеется в них, в их блеске. Маги говорят, что «намерение» переживается глазами, а не разумом.

Он отказался добавить еще что-нибудь и вернулся к объяснению моего воспоминания. Он сказал, что, когда его точка сборки достигла определенной позиции, которая сделала его действительно старым, в моем уме больше уже не оставалось сомнений. Но от того, что я очень заботился о своей сверхрациональности, я тут же решил, что мне следует объяснить его трансформацию.

– Я говорю тебе вновь и вновь, что быть слишком рациональным – значит ставить себя в невыгодное положение, – сказал он. – у людей есть очень глубокое чувство магии. Мы

– Часть таинственного. Рациональность – только поверхностный лоск. Если мы сдерем этот слой, то внизу увидим мага. Некоторые из нас, однако, с огромным трудом спускаются ниже поверхностного уровня, другие, наоборот, делают это с удивительной легкостью. И ты и я одинаковы в этом отношении – мы оба здорово попотели, прежде чем позволили уйти себе от нашего самоотражения.

Я объяснил ему, что для меня поддержание своей рациональности всегда было вопросом жизни и смерти. И даже больше того, когда это касалось моих переживаний в его мире.

Он заметил, что в тот день в Гуаямосе моя рациональность была исключительно изнурительной для него. С самого начала он был вынужден использовать каждый прием, который он знал, чтобы подорвать ее. В конце концов он начал насильно цепляться руками за мои плечи, почти сгибая меня под своей тяжестью. Этот прямой физический маневр был первым толчком моего тела. И это, вместе с моим страхом, вызванным потерей его последовательности, наконец пробило мою рациональность.

Но пробивания твоей рациональности было недостаточно, – продолжал дон Хуан. – я знал, что если твоя точка сборки достигнет места отсутствия жалости, я смогу разрушить любой остаток моей последовательности. Это произошло тогда, когда я стал действительно стариком и заставил тебя объезжать город, а под конец разозлился на тебя и влепил тебе пощечину.

– Это шокировало тебя, но ты был на пути мгновенного выхода, когда я нанес твоему зеркалу самооотражения то, что оказалось его финальным ударом. Я крикнул, что ты кровавый убийца. Я не ожидал, что ты убежишь. Я забыл о твоих буйных вспышках.

Он сказал, что несмотря на мою тактику немедленного выхода, моя точка сборки достигла места отсутствия жалости, когда я рассердился на его старческое поведение. Или все наоборот – я рассердился, поскольку моя точка сборки достигла места отсутствия жалости. Но и это уже не имеет значения. Считается только то, что моя точка сборки перешла туда.

И пока она была там, мое собственное поведение заметно изменилось. Я стал холодным, расчетливым и безразличным к личной безопасности.

Я спросил дон Хуана, «видел» ли он все это. Я не помнил, чтобы я рассказывал ему об этом. Он ответил, что знает все мои чувства благодаря самонаблюдению и воспоминанию своего собственного опыта.

Он сказал, что моя точка сборки зафиксировалась в новой позиции, когда он вернулся в свое обычное состояние. К тому времени мое убеждение о его нормальной последовательности перенесло такой глубокий сдвиг, что последовательность больше не функционировала как связанная сила. И в этот миг, со своей новой позиции, моя точка сборки позволила мне создать другой тип последовательности, который я выражал в терминах необычной, объективной жесткости – жесткости, которая стала с тех пор моим обычным образом поведения.

– Последовательность так важна в нашей жизни, что если ее разрушить, она тут же восстанавливается вновь, – продолжал он. – в случае магов, однако, когда их точки сборки достигают места отсутствия жалости, последовательность никогда не бывает той же.