Карлос Кастанеда. Расколотое знание

«Принято считать, что знание – это то, что можно выразить словами. А словами мы описываем то, что видим, слышим и чувствуем. Иначе говоря, словами мы описываем образы мира (в том числе и образ самого себя), которые построены из информации, доставляемой нам органами чувств.

Палеоантропология пока не может ответить на вопрос, когда, на каком конкретном этапе антропогенеза человек научился пользоваться словом для построения моделей мира и оперирования ими.

В любой момент времени внутри нас проносятся непрерывной чередой чувственные образы мира, лишь сопровождаемые параллельным словесным потоком. А если этот словесный поток убрать? Ведь тогда поток чувственных образов никуда не денется. Стало быть, мы и без слов знаем о мире и о себе всё и, в принципе, можем «мыслить» так же, как это делают животные – адаптивно и прогностически ценно. Словесное же описание мира нам нужно только в мире социальном (так ли уж нужно, если есть ангельский язык?), в мире себе подобных. Необязательно иметь в виду знание только вербализированное, то есть словесное». (Черносвитов П. Ю.)

Образ 2. Стихи

«– Я по многим причинам люблю стихи, – сказал он. – Одна из них в том, что они улавливают настроение воинов и объясняют то, что вряд ли можно было бы объяснить иначе.

Он допускал, что поэты остро осознают наше связующее звено с духом, но делают это интуитивно, тогда как маги выбирают этот путь намеренно и прагматично.

– У поэтов нет знания о духе из первых рук, – продолжал он. – Вот почему их стихи не могут по-настоящему попасть в яблочко понимания подлинных жестов духа. Правда, иногда они попадают очень близко к цели» (К-8).

«Для сталкеров чрезвычайно важны звучание и смысл слов. Слова используются ими как ключ ко всему, что скрыто» (К-8).

Отражение

Поэзия —
вся! —
езда в незнаемое.

Маяковский В. В.

«Представляется определённым, что арабское слово для поэта первоначально означало «ведун», а слово для поэзии – «ведовство». Какого сорта «ведение» здесь подразумевалось, неясно, и ответить на этот вопрос более определённо не в наших силах. Это могло быть магическое знание. В целом представляется более вероятным предположение, что поэт был личностью, способной оперировать данными, выходящими за пределы непосредственного практического опыта, личностью, которую признавали наделённой знанием, выделяющейся среди прочих способностью к предвидению и к выражению этого предвидения. Это означало, что знание было редким и ограниченным продуктом, что это знание далеко отстояло от всякой научной деятельности». (Роузентал.)

«Он слушал стихи, но считал, что прослушивания достойны только первая и иногда вторая строфы, последующие же он называл индульгированием поэта. Лишь очень немногие из тех сотен стихов, которые я прочитал ему здесь, он выслушал полностью» (К-6).

Вероятно, что время от времени возникающие вспышки интереса к поэзии обусловлены нашей памятью о прошлой силе поэзии и поэтов. Может, новым видящим надо объединиться с поэтами или самим стать поэтами?

Иногда человек задумывается. О том, о сём. Например, об искусстве. О волшебной силе искусства.

Образ 3. Поэты

«Я уже говорил тебе, что по многим причинам люблю поэзию. С её помощью я занимаюсь выслеживанием самого себя. Это сообщает мне толчок. Я слушаю, как ты читаешь, и останавливаю свой внутренний диалог, позволяя установиться моей внутренней тишине. Затем сочетание стихотворения и внутренней тишины сообщает мне толчок.

Он объяснил, что поэты неосознанно тяготеют к миру магии. Поскольку они не являются магами на пути к знанию, притяжение – это всё, что у них есть» (К-8).

Отражение

«У древних индейцев Перу понятия «поэт» и «изобретатель» обозначались одним словом – хамавес». (Прыгов.)

«Поэт, певец, в мифопоэтической традиции персонифицированный образ сверхобычного видения, обожествлённой памяти коллектива. Поэт знает всю вселенную в пространстве и во времени, умеет всё назвать своим словом (отсюда поэт как установитель имён), создаёт мир в его поэтическом, текстовом воплощении, параллельный внетекстовому миру, созданному демиургом. Творчество, делание объединяет поэта с жрецом.

Тождество поэта и жреца влечёт за собой представление о магической силе поэта.

Сверхвидение поэта есть мудрость. В Греции со времён Пифагора складывается представление о поэзии как о мудрости, мёд поэзии скандинавской мифологии даёт мудрость и поэтическое вдохновение, Один – бог мудрости и покровитель поэтов, Соломон – мудрец и поэт, тюркский Коркут – поэт-шаман, провидец и мудрый советник государей, кельтский Огма – изобретатель письменности, пророк и поэт, в китайской мифопоэтической традиции поэт – сверхчеловек, космический пророк, охватывающий словом небо и землю, находящийся в трансе вдохновения, и одновременно учёный-эрудит, знающий язык предыдущих тысячелетий.

Поэт преобразует божественное в человеческое и возводит человеческое на уровень божественного». (Мифы.)