Карлос Кастанеда. Расколотое знание

Шляпа была из мягкого фетра с меховыми наушниками. Сплющенная и наполовину скрытая в кустарнике, она совсем утратила свою форму. Через несколько недель в сумерках один человек проходил мимо места происшествия и заметил очертания притаившейся в кустах фигуры неясной формы. Прохожий был не из храброго десятка и пустился наутёк. На следующий день в первой же деревне, где он остановился на отдых, он рассказал селянам, что видел нечто очень странное, спрятанное в кустах недалеко от дороги. Через некоторое время странный предмет обнаружили на том же месте и другие путешественники. Они не могли понять, что это было, и обсуждали приключение в той же деревне. Ещё многие замечали таким же образом невинный головной убор и рассказывали о нём местным жителям. Между тем солнце, дождь и пыль сделали своё дело. Фетр менял окраску, а ставшие дыбом наушники отдалённо напоминали щетинистые уши какого-то зверя. От этого вид разлохмаченной шляпы сделался ещё страшнее. Теперь уже всех проходивших мимо деревни путешественников и паломников предупреждали, что на опушке у дороги сидит в засаде нечто неведомое – ни человек, ни зверь – и необходимо его остерегаться. Кто-то выразил предположение, что это некий демон, и очень скоро до сих пор безымянный предмет был возведён в дьявольское достоинство. Чем больше людей видело старую шляпу, тем больше ходило о ней рассказов. Теперь вся округа говорила о притаившемся на лесной опушке демоне. Затем в один прекрасный день путники увидели, как тряпка зашевелилась. В другой раз прохожим показалось, что она старается избавиться от опутавших её колючек, и, в конце концов, шляпа сорвалась с кустарника и помчалась вдогонку за прохожими, убегавшими от неё со всех ног, не помня себя от ужаса.

Шляпу оживило воздействие сосредоточенных на ней многочисленных мыслей. Это происшествие – как уверяют, истинное – приводится в качестве примера могущества концентрации мысли, даже бессознательной и не преследующей никакой определённой цели». (Давид-Неэль.)

Все эти прохожие вкладывали свою энергию в создание этого «демона». Не тому же ли учат нас «страшные сказки»? Приходилось ли вам ночью в одиночестве ходить через лес или даже по незнакомой окраине какого-либо селения, города? Во что превращались кусты, ветви, непонятные шорохи и прочие прелести тьмы? Все мы участвуем в создании «ужасов ночи», хорошо хоть не все с фатальным исходом. А как иногда мы «чувствуем спиной» чужой недоброжелательный взгляд? А детская боязнь темноты? Что видят в темноте дня дети, что видели в детстве мы, о чём мы забыли?

Не об этом ли написал и Гёте в своей балладе «Лесной царь»?

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.
«Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?» —
«Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул:
Он в тёмной короне, с густой бородой». —
«О нет, то белеет туман над водой».
«Родимый, лесной царь со мной говорит:
Он золото, перлы и радость сулит». —
«О нет, мой младенец, ослышался ты:
То ветер, проснувшись, колыхнул листы».
«Родимый, лесной царь созвал дочерей:
Мне, вижу, кивают из тёмных ветвей». —
«О нет, всё спокойно в ночной глубине:
То вётлы седые стоят в стороне».
«Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать».
Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок погоняет, ездок доскакал…
В руках его мёртвый младенец лежал.

Перевод В. А. Жуковского

Образ 8. Немота

«Вода выглядела странно – она была сверкающей и глянцевой, как глазурь. Я хотел спросить дона Хуана, что бы это значило, и собрался с силами, чтобы выговорить свои слова по-английски, но тут вспомнил, что он не знает английского. Я испытал настоящий шок, а затем окончательно понял, что, хотя мысли у меня абсолютно ясные, говорить я не могу. Я хотел рассказать об этом странном превращении с водой, но то, что последовало, не было речью; это было такое ощущение, как будто я не говорю, но мои мысли свободно, как жидкость, выливаются изо рта» (К-1).