Карлос Кастанеда. Жизнь и смерть Воина

– Медбрат, негр, который стриг мне волосы на лобке, спросил меня: «Что у тебя?» Я ответил: «Грыжа». А он возразил: «Это больше похоже на рак».

Когда он это рассказал, он засмеялся так, что слезы выступили у него на глазах. Он вытер глаза и досказал историю до конца:

– Когда я был уже в операционном зале, помощник хирурга, молодой гомик, успокаивающе сказал мне, подхватив меня сзади, чтобы уложить на операционный стол: «Не бойся, это вообще не больно».

То, как он рассказывал об этом случае, превращало все происшедшее в забавную комедию, даже если иногда он немного и переигрывал. Говоря об этом, он вспомнил слова дона Хуана:

– Болезнь – это проявление дисгармонии между телом и окружающим миром. Тело – это наше осознание, и его надо содержать в безупречности.

Я думаю, что ежедневные занятия кунг-фу имели своей целью достижение этой гармонии. Флоринда тоже занималась борьбой. В своей книге она пишет, что долгие годы занималась каратэ и даже показывала индейцам в джунглях свое умение.

Кастанеда и Флоринда частенько путешествовали, иногда просто ради удовольствия, а иногда в связи с публикацией их книг. Однако этой возможности менять место своего обитания способствует и весь их образ жизни. Как мне пришлось самой убедиться в начале моих поисков, они очень часто меняли своих агентов. Если другие проявляли слишком большое любопытство к его жизни, то вполне логично, что он предпочитал сам улаживать свои дела – особенность, которая требовала, чтобы он лично знал своих издателей. Помимо пребывания в Италии и других странах Европы, Кастанеда, по неизвестным мне причинам, не только долгое время жил в других странах, но и отказывался на это время от некоторых своих обычных занятий. Например, в связи с темой перевода его книг на испанский язык, он рассказал, что три года жил в Гватемале и мог там лично контролировать качество переводов.

В начале октября, через пять недель после нашей встречи, Карлос и Флоринда собирались отправиться в Аргентину. И они очень удивили меня, когда сказали, что, возможно, посетят меня в Испании. Естественно, они не назвали при этом никакого конкретного срока в точном соответствии с их привычками. Они еще могут приехать. Однако очень сложно предсказать что-то в жизни Кастанеды заранее, во всяком случае, если верить его словам, сказанным Сэму Кину:

«Я живу в Лос-Анджелесе и открыл тут способ, как я могу использовать этот мир, чтобы удовлетворить мои потребности. Жизнь без привычек в мире привычек это большой вызов, но это возможно. Я вспоминаю, что раньше был человеком привычек, но я начал в 1965 году бороться с рутиной. Я писал во время тихих ночных часов, и я спал и ел, только когда чувствовал в этом потребность. Я уже отказался от очень многих моих привычек и скоро стану для самого себя непредсказуемым и ошеломляющим».

Дать объяснения этой свободе передвижения, которой он хотел для себя, и которую он воплотил на практике, он не считал необходимым точно так же, как и своим внезапным отказам от заблаговременно запланированных встреч. Эта особенность бросилась мне в глаза еще при разговоре с Барбарой Робинсон, когда он отказался выступить с докладом, если срок будет назначен более чем за один день. Поэтому не удивительно его высказывание об одном ученом, на чьем докладе в Соединенных Штатах он присутствовал.

«Ученый уверял, что он внес дату этого доклада в свою записную книжку еще в предыдущем октябре. Представь себе, какая важность!»

Он произнес последнее слово голосом, полным сарказма. И потом продолжал, раздумывая, как бы обращаясь к самому себе:

«Планировать за целый год, даже не зная, будем ли мы через год живы! Какая глупость!» Казалось, он поражен таким принуждением, которое притом еще и добровольно берут на себя.

Времена, когда Кастанеда был связан точными академическими учебными планами, давно прошли. Достаточные финансовые средства и интеллектуальная независимость позволяют ему воздерживаться от такой деятельности, которая не соответствует его собственным интересам. Казалось, только индейцы из Соноры своим поведением ограничивают его свободу действий. По его реакции можно было заключить, что это его сердит.

В понедельник Флоринда позвонила мне около девяти часов вечера:

«Мы не можем прийти завтра. Индейцы из Соноры хотят сновидеть», – сказала она упавшим голосом, которым она уже несколько раз говорила, подчеркивая настойчивость индейцев. Она спросила меня, знаю ли я, что значит сновидеть. Я подтвердила, поскольку читала об этом в книгах Кастанеды. Но я не хотела более говорить об этом, так как не владела темой. В этом отношении я была более осторожна с Флориндой, чем с Кастанедой. Несколькими часами позже Карлос рассказал мне о своей практике сновидения, которой в группе занимались ежедневно.