Карлубай

Агафья нащупала одной рукой мошну, а другой рукой, крепко сжимающей раскрытые ножницы, проткнула плоть. Затем она сложила ножницы вместе и принялась резать тонкую ткань, словно бумагу.

От адской боли я был вне себя.

– Сам виноват. Уйти ведь мог. Вот хату мне и посторожуешь.

После этих слов Агафья засунула пальцы в образовавшийся разрез и вытащила мои яйца.

– Хороши малыши, – её последние слова, которые смог я разобрать, находясь при памяти.

Ножницы сошлись, перерубив мои семенные канальцы.

– Так-то оно лучше будет. Кто знает, когда следующего ждать.

После этого хозяйка тайги взяла иглу с грубой нитью и кусок собачьей шерсти. Собачью шерсть она вставила мне вместо яиц, предупредив, что ей так, якобы, спокойней будет, да и убежать уж не смогу. Сделав несколько стежков, пригнулась и зубами откусила нить.

Одно моё яйцо Агафья затолкала себе в пизду, другое же скормила Карлубаю…

Не знаю, сколько времени я провел без сознания, но, очнувшись, не узнал себя. Мой дом теперь – собачья конура… Да и сам я из простых собак, не из породистых…

Перо седой бороды

Помимо Антохи в комнате был ещё кто-то. Этот кто-то бесчинно топал по полу маленькими зловещими ножками, скрежетал чем-то и стремился залезть под одеяло. Кто-то маленький, покрытый колючей и жёсткой шерстью, лазил по нему, да так, что нельзя было не почувствовать. Несколько раз даже Антоха пытался скинуть это неведомое существо на пол. Удачно. Звук грохнувшегося на пол тела был не из приятных. Тело ворочалось, чем-то кому-то угрожало своим писклявым языком, переворачивалось на живот и вновь и вновь стремилось взять штурмом одеяло, словно неприступную крепость.… Каждая новая попытка отличалась всё большей настойчивостью  и уверенностью в своей безнаказанности.

– Да что ж ты делать-то будешь, а? Ебучий случай, – выругался Антоха в кромешную тьму. При этом он очередной раз спихнул ногой с кровати маленький пушистый комочек, встал и включил свет. Огляделся.

– ****ь! Что это ещё, сука, за ***ня то такая! – отсутствующие волосы на голове встали бы дыбом от увиденного, но их не было. Потому он лишь пригладил густую бороду своей могучей рукой.

На полу, везде, во всех уголках, там и тут сновали противные, огромных размеров, пауки. Их было много. Откуда взяться им в таком количестве у него в квартире оставалось загадкой, но факт их присутствия оставался фактом, причём мало приятным. Один из пауков, оборзев окончательно, подлез к ногам Антона и, выставив вперёд свои волосатые лапки, стал карабкаться по нему.

– Да иди-ка ты на ***, мудило членистоногое! – Антон сбросил его, схватил лежавший на столе журнал, скрутил его и принялся неистово бить орудием по вражьим кудрям. Вскоре весь пол был покрыт кроваво-чёрными следами, что ступить было негде.

Мельком бросил взгляд под кровать. Огромная серая мышь с огромными зелёными глазами командовала отрядом паукообразных, возвышаясь на каком-то подобии деревянного щита на колёсиках. Те, кто знают или видел нищих попрошаек-инвалидов без ног или смотрел фильм «Открытые ладони» понимают, о чём я. У мыши так же не было задних лап, а передние были длинные и сильные. На её короткой шее висел золотой медальон на цепочке. Завидев его, мышь осклабилась всей своей пастью и, поняв, что проиграла, быстрыми размашистыми движениями передних лап покатила на своей коляске во всю свою мышиную прыть, что было сил.

– Стой, сучья морда, кому говорю!

Антоха бешено орал и на корячках полз за мышью, колотя своим свёртком по полу. Но трижды проклятая зеленоглазая мышь-инвалид, как ни странно, оказалась проворней. Она забилась под шкаф и скрылась из виду.

От стуков, возни и отборного громкого мата проснулись соседи снизу. Они застучали по батарее, напоминая, что уже поздняя ночь и завтра им на работу.

Антоху окончательно добило это:

– Да пошли вы тоже в ****у все, ублюдки! Да я вас в рот **** и вашу работу!

Было слышно, как негодуют соседи снизу и обещают вызвать милицию, если он не успокоится. Соседи с других квартир так же начали выказывать своё недовольство.

Вскоре ему позвонили в дверь.

Антоха нехотя пошёл открывать, в одних трусах и свёрнутым журналом в руках. Соседей было двое. Они были заспанные и злые. Вступать в перепалку с ними Антоха не собирался, он хотел лишь показать им причину, по которой и был устроен весь сыр-бор.

– Молодой человек, вы что себе позволяете? Время знаете сколько? Либо вы ведёте себя достойно, либо мы пишем коллективную жалобу на вас! – чётко и ясно сказал ему один из соседей тоном, не требующим возражений.

– У меня пауки, – отмазывался Антоха, – огромные чёрные пауки. Они покрыты шерстью полностью. Как тарантулы, наверное. Я не знаю, откуда они взялись. Их много. Там. В спальне. Их десятки. Я поубивал их. Можете сами посмотреть, если не верите мне. Идите же! Идите!

Антоха возбуждённо говорил им, его взгляд был стеклянный и он постоянно крутил свёрнутым журналом перед их лицами, показывая запёкшуюся кровь на нём и ошмётки паучьих тел.