Карма любви

Ей было неловко за то, как она спала, и она притворилась, что все еще не проснулась.

Он осторожно высвободил руку из-под нее и бережно уложил Ориссу на земляной пол. Затем очень тихо, так, что она едва слышала его шаги, Мередит вышел из пещеры, где они спали, и она осталась одна.

Она приоткрыла глаза.

Да, это была пещера. Довольно большая. Гораздо больше, чем их вчерашнее убежище.

Орисса судорожно вздохнула.

Ей вспомнился и ужасный холод, и тот миг, когда она ослабела, а майор Мередит заметил это, и ее пробуждение у него на груди, и пронзительное ощущение счастья, когда она поняла, что любит его.

«Могу ли я любить его? — спрашивала она себя. — Ведь я для него источник раздражения, не более!»

Когда-то он поцеловал ее, и теперь она понимала, как, впрочем, знала всегда: для него тот поцелуй — всего лишь мимолетный каприз.

Она не сомневалась, что выглядит ужасно: кожа приобрела какой-то землистый цвет; спутанные, нечесаные волосы скрыты под выцветшим ветхим тюрбаном; с ног свисают остатки шерстяных тряпок.

Только одна мысль наполняла ее сердце надеждой, мысль, что если они осилят задуманное и полк, запертый в осажденном форте, будет спасен, то дядя Генри выполнит обещанное — подарит ей самые красивые наряды, какие только можно купить в Лахоре, Дели и Мадрасе.

А когда у нее будут разнообразные туалеты, неужели она не покажется майору Мередиту самой привлекательной! Сомнения терзали ее душу. А может быть, она вообще не его тип женщины?

Мужчины-авантюристы, как правило, избегают брать в жены женщин-авантюристок. Им милее тихие, верные женщины, которые спокойно сидят дома и безмятежно ждут возвращения мужей.

«Нет, все безнадежно», — подумала Орисса. Но когда майор Мередит вернулся в пещеру, ей показалось, что ее сердце пустилось в какой-то первобытный танец и вот-вот выскочит из груди.

Он мог странно выглядеть, мог быть суровым, даже безжалостным, мог на ее глазах убить человека, и все же она любила его!

Она любила его всем своим существом! Ее любовь была не романтическими фантазиями юной девушки, которая, ничего не зная, лишь мечтает о суженом, — нет, ее любовь была любовью женщины к тому мужчине, которому она отдала не только свое сердце, но и всю свою душу.

«Я люблю вас!.. Я люблю вас!..» — хотелось ей крикнуть ему.

Но усилием воли она сумела подавить порыв и спросила с вполне безразличным видом:

— Насколько далеко мы продвинулись прошлой ночью?

— На довольно значительное расстояние, — ответил майор Мередит. — Мы вновь вернулись в район гор, окаймляющих пешаварскую дорогу. Сейчас мы достаточно далеко от лагеря тех племен, которые осадили форт, и в относительной безопасности.

Орисса радостно взглянула на него и, слегка запинаясь, проговорила:

— Мне… жаль, что вам пришлось… нести меня вчера ночью. Было… слишком холодно.

Воспоминания о том, как он согрел ее, вызвали яркий румянец на ее щеках, но она успокоила себя тем, что одна краска непременно скроет другую — под золотисто-коричневой краской на ее лице он не заметит ее смущения.

— Я был слишком требователен к вам, — ответил он. — Конечно, это было жестоко, но мне не оставалось ничего иного.

— Да, я понимаю, — согласилась Орисса.

— Надеюсь, мне не стоит повторять, что вы проявили себя с самой лучшей стороны, — продолжал он.

В его голосе было что-то такое, что заставило ее задрожать. Она невольно бросила на него быстрый взгляд и тут же отвернулась.

— Я… подвела вас, — прошептала она.

— Ничего подобного! — возразил он. — Ни одна другая женщина в мире не справилась бы лучше.

У нее перехватило дыхание, она была не в силах даже взглянуть на него. А потом он добавил своим обычным холодновато-вежливым тоном:

— Вынужден извиниться. Мне следовало бы чем-то накормить вас, но запасы наши на исходе.

Впрочем, если повезет, еды хватит, так что, пока мы доберемся до Пешавара, голодная смерть нам не грозит.

Орисса хотела было возразить, что и чапати, и даже рис к этому времени стали почти несъедобными, но, собрав все свое мужество, она проглотила несколько рисинок. Запивая их водой, она старалась не думать, как сильно она голодна.

Поев, майор Мередит пошел к выходу из пещеры.

— Внизу я заметил пастуха со стадом овец. Но придется рискнуть и выйти сейчас, до наступления ночи.

— Разумно ли это? — спросила она.

— Необходимо добраться до Пешавара как можно быстрее, — ответил он. — Тот человек, которому я заплатил, мог не дойти, и Бог знает, что сейчас творится в Шубе.

Орисса поняла, что эта мысль всю дорогу мучила его, и она ощутила укол совести за то, что недостаточно болела душой за своего дядю.

Ругая себя за забывчивость и словно наверстывая упущенное, она стала страстно молиться, чтобы штурм форта не начался и чтобы подкрепления смогли пройти — хотя, как им это удастся, она не имела ни малейшего представления.

— Да, пошли, немедленно! — воскликнула она, и без дальнейших разговоров они отправились в путь.

Полуденный жар спал, но припекало еще достаточно сильно, и вскоре для Ориссы шерстяной плащ из одеяла, переброшенный через руку, стал невыносимо тяжел.