Карма несказанных слов

– С ума сошел? – Она даже слегка отпрянула, но потом опять обняла его. – Сначала надо подать заявление, потом долго ждать.

– Не надо ждать, я договорюсь, и нас сразу распишут.

Люсе совсем не хотелось расписываться в деревенском загсе. Она мечтала, чтобы было белое платье, или еще лучше кремовое, фата, лимузин с кольцами, ресторан, много гостей. И чтобы все ее поздравляли и завидовали ее красоте и жениху.

– Давай, – шепнула Люся, засмеялась и спрятала лицо у него на груди.

Снова стал накрапывать дождь, Иван заерзал, стараясь поплотнее укрыть ее своей ветровкой, хотя Люсе и так было тепло под его руками, даже жарко. Она не сразу поняла, почему его руки стали вдруг чужими и твердыми, и хотела спросить об этом, но тут он шепнул:

– Тихо!

Шепнул так, что она испуганно промолчала.

– Сиди тихо, – опять повторил он и беззвучно исчез в глубине сада.

Он и сам не знал, почему его так напугала тень, мелькнувшая в свете желтых фонарей.

Человек помедлил, стоя под окнами. Он в который раз прокрутил в голове, что и как будет делать через несколько секунд. Мучительно хотелось курить, и человек сошел с дорожки под мокрый куст черноплодной рябины. Закуривать он не собирался и затруднился бы ответить, отчего выжидает, глядя на черное, сплошь затянутое облаками небо. Слегка переступил ногами в новых, специально купленных кроссовках. Ногам было удобно, и, чувствуя легкость во всем теле, он в который раз пообещал себе, что справится. У него нет другого выхода.

Он снова шагнул на дорожку и снял с предохранителя непонятно для каких нужд приобретенный несколько лет назад травматический пистолет. Среди всех вариантов, которые он напряженно прокручивал в уме, этот – сделать все самому – казался самым надежным. Человек снова посмотрел на черное небо, вздохнул и услышал сзади тихое:

– Брось оружие!

Он замер и невесело улыбнулся, ему показалось, что именно этого он и ждал, медля под мокрым кустом. Он, не оглядываясь, медленным движением поднял руку с пистолетом, попытался выстрелить в собственную голову, считая, что это единственно правильное решение, и не смог. Он мгновенно оказался лежащим вниз лицом в мокрой траве, тело пронзила острая боль из-за скрученных за спиной рук и, наверное, каких-то ударов. Боль была не самым страшным. Он готов был терпеть любую боль, только бы не поднимать глаза на женщину, которая скоро здесь появится.

Возня вышла негромкой, и Ивану пришлось стучать в окно, чтобы разбудить хозяев.

Ира увидела, как засветился огнями соседский дом. Какое-то время она смотрела на желтые огни и не понимала, что ей теперь делать, и не верила, что изменить уже ничего нельзя. Она не вслушивалась в голоса на демидовском участке, чувствуя, как голова становится пустой, неспособной вмещать даже одиночные мысли. Ей не хотелось двигаться, ей хотелось стоять и смотреть на горящий желтыми огнями дом, но она заставила себя спуститься со второго этажа, выйти на крыльцо, аккуратно запереть дверь и сесть в машину. Она помедлила немного, держась за руль, потом повернула ключ зажигания и медленно и осторожно выехала с участка.

Дорога к Москве оказалась неожиданно оживленной, а Ира думала, что ночью никто не ездит. Ей хотелось еще немного проехать в неплотном потоке горящих фарами машин, но совсем скоро показался нужный указатель.

А ведь она чувствовала, что Демидову ей не одолеть, чувствовала это всю жизнь. Что влекло ее в этот поселок, к этим людям, совершенно чужим и непонятным?

Ира знала, что очень скоро окажется за решеткой, больше Демидова молчать не станет. А если и станет, полиция сама все раскрутит. О том, что она о чем-то догадывается, Ира знала с тех пор, когда Люська намекнула ей в институтском дворике, что Ире нужно опасаться за мужа, а Демидова смотрела на нее с жалостью.

Жалость в глазах Демидовой – нет.

Тюрьма, уголовницы рядом – только не это. Презрение всех, кто окружал ее в последние годы, – никогда.

Ира увеличила скорость, зачем-то посмотрела по сторонам и отпустила руль. Она закрыла руками лицо, боясь смотреть на стремительно приближающийся капитальный забор воинской части, и только теперь удивилась, что действует так четко, как будто планировала все это заранее.

Иван удивлялся собственному красноречию и выдержке. С той самой минуты, как Лена, словно в плохом кино, схватившись рукой за горло, прошептала: «Дима», он не сомневался – она знает, зачем шел этот сосед их убивать. А по тому, как Люся отводила глаза в сторону, понял, что ей что-то известно. А уж когда сообщили, что жена задержанного разбилась насмерть, не доезжая до поста ГАИ, его оставила даже тень сомнения: они явно что-то знали, и Лена, и Люся. Будь они неладны!