Кармалюк

— Да вы с ума сошли! Идут упорные слухи, что дело этого разбойника будет передано комиссии военного суда для вынесения смертного приговора в поучение всем другим разбойникам. Нет, уж вы там как хотите, а чтобы до отправки в Каменец он был жив.

— Но он уже третий день не принимает пищи!

— Штаб-лекаря вызывали?

— Приглашал. Говорит, что нужно снять с цепи и выводить на прогулку. Протоиерей тоже на эту меру благословляет…

Доложили в губернское правление, оттуда ответили: что хотите делайте, но Кармалюк чтобы был в полной сохранности. Деваться было некуда: пришлось снять цепь, удвоив караул. Устим этого только и ждал. В тот же день товарищи его на воле получили приказ: каждую ночь нести дежурство у стен замка. С одеждой, оружием и оседланным конем.

Пока в Подольской уголовной палате ломали головы, как подвести Кармалюка под смертный приговор, он усиленно трудился, готовя побег. Ему переправили товарищи бурав и нож, которые он спрятал под полом. Арестант, приставленный к нему как соглядатай, давно уже стал верным его помощником.

Потолок камеры был деревянный и выходил прямо на чердак, откуда, как узнал Устам, легко можно было выбраться на крышу. Стена же замка в том месте выходила прямо на улицу. Значит, спустившись с крыши по веревке — она тоже была припасена, он попадал прямо в объятия своих хлопцев.

В углу камеры, где можно было, став на печку, дотянуться до потолка, он начал сверлить дырки на пространстве квадратного локтя. На день он залеплял их хлебом и затирал мелом. Он по-прежнему усердно молился, покорно выслушивал нудные, иезуитские поучения протоиерея Левицкого. Он так искусно играл роль кающегося грешника, что никому и в голову не приходило, что этот немощный, еле передвигающий ноги человек ночи напролет, обливаясь потом, сверлит толстые дубовые доски в потолке камеры.

Когда все дырки были пробуравлены, Кармалюк ножом перерезал тонкие перемычки между ними и вынул кусок.

— Помогай тоби бог, батьку…

— Поможе. Я стилькы ж молывся.

Уговор был такой: когда Кармалюк спустится с крыши, за ним полезет и его товарищ по камере. Но не успел Устим выбраться на крышу, как в камере грохнул выстрел. Забыв об осторожности, он ринулся вниз, обжигая веревкой руки. И очутился среди своих хлопцев.

А в камере произошло вот что. Как раз в тот момент, когда соузник Кармалюка полез в отверстие, часовой заглянул в волчок. Поняв, в чем дело, он выстрелил, и пуля уложила беглеца насмерть. Пока открыли камеру, пока разобрались в происшедшем, Кармалюк был уже далеко. Одна только веревка болталась вдоль стены, свешиваясь с крыши.

В тюрьме — а потом и во всем городе — поднялась паника. Все ринулись в погоню. Но было уже поздно: Кармалюк в сопровождении Андрея Словинского скакал на коне, все дальше уходя в лес or Литинского замка, где он просидел на цепи почти полтора года.

«Подольского гражданского губернатора

Киевскому гражданскому губернатору.

Содержащийся в литинской градской тюрьме Устим Кармалюк с 14-е на 15-е число сего апреля бежал.

Препровождая при сем описание примет сего преступника, честь имею покорнейше просить ваше превосходительство приказать сделать во вверенной вам губернии строгое разыскание к отысканию, поимке и доставлению за строжайшим караулом оного преступника в город Литии; о последующем же почтить меня уведомлением.

Гражданский губернатор Лубяновский.

Описание примет Кармалюка.

Росту большого, сложения плотного, волосы светло-русые, лицо круглое, глаза серые. Во рту, в нижней щеке, передний зуб выбит. Говорит русским, польским и еврейским языками. Голова перебрита. Одет в армяке простого сукна, шапка с козырьком тонкого черного сукна, лет 47».

Точно такие же «покорнейшие просьбы» были разосланы и в другие смежные губернии. Губернаторы предписывали «градским и земским полициям учинить строгое разыскание к отысканию» Кармалюка, сообщая им его приметы. Но в ответ на эти предписания градские и земские полиции доносили в рапортах, что после «самоточнейших разысканий» такового не оказалось.

ГАЛУЗИНСКАЯ КОМИССИЯ

Ой як стали вражi ляхи

Та й радити раду,

Соколоньку Кармалюку

Готувати зраду…

«В этот новый период своей жизни, — пишет Ролле, — Кармалюк оказался в полном смысле разбойником. Разбой организовывается теперь широко, не ограничиваясь волостью, уездом, даже губернией. Отряды его рассеиваются по всему юго-западному краю. Даже переходят его.

Предводительствует всей этой толпой разбойников Кармалюк, для которого решетка тюрьмы и пуля — ничто; ссылка в Сибирь, при уверенности в скором возвращении, — приятная прогулка; тысячи палок, падающих на его спину, — укушение комара; кнут — едва чувствительная неприятность.

Кармалюк — олицетворение силы в глазах крестьян, олицетворение ловкости в отношении полиции.