Karmalogic

«Когда запрещают ходить, пойти хочется еще сильнее».

Хладнокровный Ходзуки

В раннем детстве прямые словесные запреты взрослых оказывают максимально убедительное воздействие и ребенку не требуется развернутых обоснований. У животных так же, как и у ребенка, можно выработать условные рефлексы на слова (например, собака выполняет приказы хозяина). Но эти рефлексы являются реакциями на звуковой раздражитель, на сочетание звуков, а не на смысл слова, которое животное не понимает[940]. Для человека слово выполняет роль не просто условного раздражителя, как у животных, человек мыслит словами.

Одной из функций речи является способность ее к внутреннему программированию нашего поведения, осуществляемому с помощью внутренней речи, которая всегда получает ту или иную эмоциональную окраску[941]. Прежде чем человек примет решение в ответ на поступившую информацию, происходит ее обработка в анализирующих системах головного мозга. На основании полученной эмоции формируется соответственная программа поведения. Но наше активное отрицание чего-либо может послать противоположный по смыслу сигнал. Тревожность, которая сопровождает нежеланную ситуацию, способствует все большему программированию мозга на ее реализацию. Чем сильнее и яростней мы отрицаем что-либо, тем больше шансов, что все произойдет именно так. Мозг моделирует негативную ситуацию так, как будто она уже произошла и сохраняет готовую программу в памяти.

«Когда в Поднебесной много запретов, народ беднеет».

Лао-цзы

Не каждое слово — зеркало

В знаменитой повести Леонида Соловьева о Ходже Насреддине, написанной на основе фольклорных рассказов среднеазиатских народов, упоминается история о невыполнимом задании, которое ставит Ходжа: ночь не спать, но при этом до утра не думать об отвратительной обезьяне с красным задом. Естественно, перед кем бы ни стояло это задание — эмиром бухарским, ростовщиком или другим персонажем, — никто не может его выполнить[942]. Частица «не» совершенно не препятствует тому, чтобы человек думал о том, что запрещают, наоборот, она только провоцирует постоянно возвращаться к размышлениям о причинах запрета и об объекте, который под него попал.

Вспомним ветхозаветный сюжет. Господь запрещает Адаму и Еве вкушать плоды только одного дерева во всем Эдемском саду, но именно запретный плод манил больше всех остальных, и в итоге Ева и сама не устояла, и Адаму предложила отведать плоды с Дерева познания добра и зла (Быт. 2:16–17, 3:1–6).

Оба примера указывают на одну и ту же закономерность: отрицание программирует повышенный интерес к предмету отрицания. Знаменитый немецкий философ конца XVII — начала XIX века Иоганн Готлиб Фихте утверждал, что в основе функционирования нашего сознания лежит диалектика перехода от тезиса к антитезису, а затем к синтезу, т. е. к возвращению к тезису, но уже через преодоление отрицания. Прежде всего, у него шла речь об утверждении Я через не-Я и овладением этим не-Я как чем-то своим. Таким образом, Фихте определил закономерность освоения человеком мира благодаря процедуре отрицания — таким образом наше сознание осуществляет экспансию во внешний мир[943]. Позже, в середине ХХ века, немецкий антрополог Гельмут Плесснер проанализировал эту закономерность как отличительную черту человека, которую он назвал эксцентричностью — вынесением своей сущности вовне того, чем мы уже обладаем, и стремлением стать тем, чем мы еще не есть[944].

Однако нередки ситуации, когда мы действительно хотим избежать каких-то действий. Тогда лучше следовать стратегии суфизма (мистического движения в исламе), которая выражена в простой формуле: «Для того чтобы любить Бога, нет нужды ненавидеть дьявола». Эту мысль приписывают одной из наиболее уважаемых женщин-суфий Рабии-эль-Адавийе: «Однажды Рабию спросили: „Ненавидишь ли ты дьявола?“ — „Нет“, — ответила она. „Почему же?“ — спросили ее тогда. Она сказала: „Потому что любовь моя к Богу не оставляет мне время ненавидеть дьявола“»[945].

«Словом можно убить, словом можно спасти, Словом можно полки за собой повести».

Вадим Шефнер