Karmalogic

Но великан отказался и вступил со смертью в борьбу. Была между ними долгая, яростная борьба, наконец великан одержал верх и сбил кулаком смерть, и она рухнула наземь у придорожного камня. Пошел великан своей дорогою дальше, а смерть осталась лежать, побежденная, и стала такая бессильная, что не могла и на ноги подняться.

— Что же получится, однако, — сказала она, — если я останусь лежать здесь без помощи? Никто не будет на свете умирать, и мир наполнится людьми так, что не хватит места даже стоять человеку рядом с человеком.

Проходил в это время по той дороге один молодой парень, он был здоровый и сильный, распевал песню и поглядывал по сторонам. Увидел он еле живого, беспомощного незнакомца, пожалел его, подошел к нему, поднял его, влил ему в рот из своей фляги вина и стал ждать, пока тот снова придет в себя.

— А знаешь ли ты, — спросил, подымаясь, незнакомец, — кто я такой, кому ты помог подняться на ноги?

— Нет, — ответил юноша, — я не знаю тебя.

— Я смерть, — сказал тот, — я никого не щажу, и для тебя исключения делать не стану. Но, чтобы ты знал, что я тебе благодарен, обещаю тебе, что не настигну тебя невзначай, а прежде чем к тебе явиться и тебя забрать, пришлю к тебе своих посланцев.

Безумно живому человеку о смерти думать

„Жизнь — вечность, смерть — лишь миг“.

М. Ю. Лермонтов

Житейское делай, а смерть помни!

„Не бойся смерти, тогда наверное победишь. Двум смертям не бывать, а одной не миновать“.

А. В. Суворов

— Ладно, — сказал юноша, — оно все ж будто бы лучше, если я буду знать, когда ты явишься, — по крайней мере, буду тебя остерегаться.

Он отправился дальше, был весел и бодр и жил себе беспечно. Но молодости и здоровья хватило ему ненадолго; вскоре появились болезни и всякие страдания, они мучили его каждый день и не давали ему спокойно спать даже ночью. „Сейчас я не умру, — молвил он про себя, — ведь смерть пришлет прежде ко мне посланцев, и мне бы хотелось только одного, чтоб мрачные дни болезни поскорей миновали“. И только он почувствовал себя снова здоровым, как начал жить по-прежнему, в свое удовольствие. Но кто-то ударил его однажды по плечу. Он оглянулся, видит — стоит сзади его смерть и говорит:

— Следуй за мной, наступил час проститься тебе с жизнью.

— Как? — ответил человек. — Ты собираешься нарушить свое слово? Разве ты мне не обещала, прежде чем явишься сама, прислать своих посланцев? Я ни одного из них не видел.

— Молчи, — возразила смерть, — разве я не посылала к тебе одного за другим посланцев? Разве не являлась к тебе лихорадка, не нападала на тебя, не трясла, не бросала тебя в постель? Разве не приходило к тебе головокружение? Разве не дергала тебя всего ломота? Разве не шумело у тебя в ушах? Не терзала тебе щеки зубная боль? Разве не темнело у тебя в глазах? И не напоминал разве тебе обо мне каждый вечер сон, мой родной брат? Разве не лежал ты ночью, будто совсем мертвый?

И нечего было человеку возразить, он покорился своей судьбе и пошел вслед за смертью»[231].

Смерть — это очень серьезная категория бытия, питающая искусство, поэзию, литературу, дающая им тему и ход. Это то, что придает страдательную эмоцию всемирной истории и ее бесконечным драмам. Помня о смерти, отнесемся осознанно к отмеренному нам времени, отвоевывая у смерти каждый день, чтобы успеть использовать все его возможности. Как успел Вольфганг Амадей Моцарт, уже в агонии дописывающий свой «Реквием», или Рембрандт, чей талант рос по восходящей и достиг своего апогея перед смертью, явив миру одно из лучших его полотен — «Возвращение блудного сына», или писатель Михаил Булгаков, увенчавший свою жизнь гениальным романом «Мастер и Маргарита».

Бояться смерти — на свете не жить

«Жизнь хороша, особенно в конце, // Хоть под дождем и без гроша в кармане, // Хоть в Судный день — с иголкою в гортани».

Арсений Тарковский

Ох да ох, поколе терпит Бог

Очень ясно и с прямо-таки эллинским достоинством говорил о смерти константинопольский патриарх Афинагор: «Мне не хотелось бы умереть внезапно. Нужно проболеть несколько недель, чтобы приготовиться. Не слишком долго, чтобы не обременять других. Вот смерть отправляется в путь за мной. Я вижу, как она спускается с холма, поднимается по лестнице, входит в коридор. Она стучится в дверь комнаты. И у меня нет страха, я жду ее, и я говорю ей: „Войди! Но не будем сразу же трогаться с места. Ты — моя гостья. Присядь на минуту. Я готов“. И потом она пусть унесет меня в милосердие Божье»[232].