— Да успокойтесь вы, наконец, тут у людей проблемы поважнее, трамваи не ходят, фонари не горят, темно, как в жопе, а вы о каких-то батареях. Ну люди, ну ведь надо же понятие иметь хоть какое, просто не знаю, воспитание, что ли, чтобы человеку при исполнении не морочить голову, а чтобы спокойно каждый себе тихо у себя и вот. И чтоб наконец хоть кто-нибудь что-нибудь сделал со всем этим, потому что это уже не город, а бардак. На колесиках!! Я так и знала, что когда-нибудь обязательно все разлетится к чертовой бабушке в трам-тарарам. И вот вам, пожалуйста, все, как я говорила. Сегодня утром как ни в чем не бывало все вышли из домов в магазины, на работу, в школы и на заводы. И такое несчастье. Такое несчастье. Кто испортил этот мир, кто это сделал? Уж я бы подлецам по башке врезал, засранцы, жиды.
Тем временем Марыся продолжала смотреть наверх, на шпиль Дворца культуры и науки и думала, вот если бы иметь такую силу, чтобы переставить эту махину на пару сантиметров, заметил бы кто? Или надо устроить великий катаклизм — разгромить все, демонстративно все поломать, испортить, растоптать. Аннулировать.
Куда ей, она слишком маленькая для таких мыслей. Она должна взять себя в руки. Объяснить себе, что пока она многого еще не может. Но когда она вырастет, о! Тогда она всем покажет. Ее пригласят в прямой эфир, внизу на полоске подпишут «Городская партизанка» и спросят: «Что вас побудило уничтожить целый город, какие у вас планы на будущее?» Марыся скромно потупит взор и пробормочет что-то о случайности, стечении обстоятельств, мелочи.
Ах, ничего такого. Просто я убралась в квартире, и пришло мне в голову, может, что-нибудь раздербанить. Вышла я из дому, подняла толстую палку с земли. Проходила мимо стоящих на тротуаре машин и выбивала им стекла, одно за другим. И спереди, и сзади, и с наклейками «Внимание, в салоне ребенок». Стекло разлеталось во все стороны, но ни один осколок не ранил меня. Было прекрасно. Я почувствовала, что это мое призвание, мое будущее.
Вдали я увидела двух женщин-полицейских из ближайшего отделения. Немножко струхнула, как они отреагируют на мое поведение, но, к счастью, они проявили понимание. «Добрый день», — сказали они. «Добрый день», — ответила я. «Можно узнать, чем вы занимаетесь?» — «Конечно, с удовольствием расскажу. Сегодня я решила уничтожить как можно больше вещей, лучше всего не своих. Ага, прекрасно, а можно узнать, зачем? Я подумала, что люди не умеют жить, все время куда-то спешат, постоянная нервотрепка, собирают у себя ненужные вещи, и все покупают, покупают. Это плодит неудовлетворенность».
Конечно, понимаем. Мы слышали об этом на курсах. Кроме того, один наш коллега читал Ноама Хомского[48] и Зигмунта Баумана,[49] и на переменах нам рассказывал. Мы даже были на антисаммите, но, к сожалению, это совпало с нашим дежурством, и господ антиглобалистов мы видели только через стекла щитов. Но все это безумно интересно, так что если бы была возможность оказать им хоть какую-то помощь, то мы с превеликим удовольствием, прямо здесь, да-да. А может, вам палки наши одолжить, они такие резиновые, гораздо легче бить и ручки милой пани так не устанут.
Отлично, вы очень любезны. Возьму, пожалуй, одну такую палочку, а вечером отдам, честное слово.
Дело сразу пошло быстрее и веселее. Прекрасно, что соседи так выручают друг друга. Взаимное доверие и взаимопомощь — это основа хороших контактов на низовом уровне. Марыся воодушевилась: ей по душе была миссия сокрушительницы и она сама в образе Плохой Девочки и… но ей обязательно должен кто-нибудь помогать, ведь не раздвоится она, не обежит все районы. А, загадочная девушка на велосипеде! Да, надо будет попросить ее помочь. Она поймет, она, конечно, знает, что только массовые уничтожения пробудят людей, погруженных в летаргический сон.
«Клево быть одной, нет господина над тобой», — повторяла она слова велосипедистки. Да, но что с Марией, которая смотрит на нее сверху. Не сердись, Дева Небесная, но сейчас мне хочется немного побыть одной. Научиться чему-нибудь, познакомиться с новыми людьми, понять. Себя понять, откуда во мне такая злость и такое возбуждение. Я постоянно возбуждена. Если не дом, то школа, если не двор, то район. Стоит только взглянуть на эти толпы, как мне плохо становится. Хожу с опущенной головой, иначе непременно кого-нибудь на тот свет отправлю своим бешеным взглядом. Прости, Матерь Божья, пока не врежу кому-нибудь, не успокоюсь. Наверняка.