Карманный оракул (сборник)

Люди, только что воспевавшие утонченные наслаждения и всяческую роскошь, негу и расслабленность, томность и разврат, затрубили в трубы и ударили в барабаны; трудно представить, кого мог вдохновить такой коктейль, но сами авторы были довольны. Нечто подобное наблюдалось и в советской поэзии 1941 года: примерно семь лет у нас тогда царствовал патриотический гламур, повыше градусом, чем сегодня, но по вектору неотличимый. «Жить стало лучше, жить стало веселей», спасибо организатору и вдохновителю, только сейчас у нас тандем вождей, а тогда роль коллективного Медведева играло Политбюро. (Может быть, отсюда и явная внутренняя борьба нынешнего президента России – он раздираем теми же страстями, которые тогда раздирали высший партийный орган, где все интриговали друг против друга.) Перестройка свершилась стремительно: советские барды, расслабившиеся было на однообразных славословиях, принялись писать столь же однообразные боевые призывы, но поскольку советские поэты были ближе к народу, чем эстеты, их война быстрее задела, и появились мощные тексты, составившие славу отечественной лирики. Быстрее других все понял Симонов, отреагировавший на войну не трубными призывами или воинственными бряцаниями, а интимной лирикой небывалого накала. Были и сломавшиеся, как Луговской, но и из этого перелома получилась отличная поэзия, «Середина века». Грань между поэзией 1941 и 1943 годов небывало отчетлива: 1941 год – шапкозакидательство и жестяное громыхание, 1943-й – тексты истинно фольклорной мощи.

Закономерность очевидна: постгламурная культура делится на две волны. Первая – мобилизационная риторика в исполнении гламурных персонажей. Это бэ-э-э. Вторая – здоровая встряска, после которой в культуре начинают звучать нормальные голоса. Как правило, это голоса тех, кому на момент начала кризиса лет двадцать – двадцать пять.

3.

В ближайшее время нас ожидает стремительная переориентация большинства икон потребительского общества на скромность, мобилизационность, солидарность и благотворительность. Это не будет иметь успеха, но заполнит вакуум.

Для обозначения господствующего стиля предлагаю термин gloom, что в переводе с английского означает «мрак, сумрак, тусклость, недовольство, сердитость» – словом, полную противоположность гламуру; и даже перестраиваться не придется, потому что согласные те же самые. Глум намекает еще и на глумление, каковым явно будет выглядеть все происходящее в культурном поле: люди, только что учившие «баловать себя» и внезапно перестроившиеся на повальный альтруизм, всегда имеют вид несколько глумливый, блудливый и гадко подмигивающий. Примерно таков основной культурный контент 2009 года, каким он выглядит на большинстве телеканалов.