Кармелита. Наследники: лёд и пламя (СИ)

Мужчина на пару секунд закрыл глаза, вспомнив, как получал форму. Тогда как раз старая (майорская) порвалась и вместе с новыми погонами, ему выдали свеженькую фуражку, рубашку, галстук, штаны и куртку… А теперь… всё, что осталось – ностальгировать. Почему он ушел? Работа всегда спасала Павла от передряг в личной (совсем неудавшейся) жизни. Вымотался, истощал, опустел… просто состарился! Первое время было просто невыносимо сидеть в четырех стенах, перебирать запылившиеся книги, расставлять модельки самолетов… напиваясь, постоянно думать о той, которая стала смыслом его существования. Люцита. Цыганка, одним взглядом приворожившая его и навсегда похитившая сердце… исчезла так же внезапно, как и появилась. Она никогда не принадлежала ему, нисколько. Она осталась жить прошлым, так же неизбежно, как и он сейчас… Мог ли влюбленный что-то изменить, исправить, перетасовать? Может быть… но не стал. Не стал рвать и без того разодранное в клочья сердце. Слабак? И да, и нет. Многие говорили, что это зависимость. Наркоман? Едва ли… Куликов никогда не верил в зависимость от женщин, считая подобное поведение лишь отчаянием в критической ситуации. Любовь. Да. Критическая черта, переступая которую, человек полностью перечеркивает прежние устои, живя другим близким и порой таким чужим индивидом, растворяясь в нём без остатка, полностью забывает о себе. Нет! Это неправильно! Жизнь – не урок, где есть правильные и неправильные ответы… В жизни как-то сложнее.

Чемодан был вместительным, поэтому застегнулся, в общем-то, легко.

Оглядевшись напоследок, Павел Петрович погладил фото, стоящее на его рабочем столе: он с ребёнком, завернутым в одеяло, на руках на пороге родильного дома… и улыбающаяся молодая Люцита… эх, не вернуть того золотого времени, не вернуть! Первое и последнее их совместное фото…

Ты и я, атмосфера давно разрежена,

И в наших чувствах села батарейка до нуля,

Любовь грянула, забилась в гранулах,

Но до предела натянута струна…

Там, где есть она, по-любому, есть я,

И пусть опять между нами идет война.

И рай мы прячем где-то внутри меня,

Если поднимется твоя рука – стреляй в меня!

Вонзай в моё тело острые лезвия,

Оставить всё и пропасть без вести…

Найти лекарство от бездействия,

Любовь – боль, водой смой ненависть…

Ненавидеть и любить,

Ради одной секунды счастья я готов творить!

Убиваться алкоголем, чтобы забыть,

Переступить черту,

Но одно неловкое движение

И я иду ко дну...

Ты и я ударами, прутьями...

Боль... прячу внутри меня,

Загляни... мотивы загнаны,

И где-то рядом ты,

Но я не верю в алиби!*

Куликов очнулся от нахлынувших не особо приятных воспоминаний, ведь нужно было вызвать такси. Его давний друг и бывший коллега, ныне майор, Сергей Кудряшов, собирался проводить, но вот чего-то опаздывал. Присев на дорожку, бывший подполковник, уже застегнул молнию куртки, как раздался дверной звонок. Наконец-то!

- Успел? – с порога спросил гость, улыбаясь.

- Как видишь, – обменялись рукопожатиями. – Через пару минут можно выходить.

- Всё собрал?

- Да, что надо – собрал...

- Не хочешь ехать?

- С чего ты взял? – Куликов насторожился.

- Ты какой-то убитый весь...

- Отдохнуть мне надо, Серёга! Устал я!

Снова звонок. Кто бы это мог быть?

Открыв дверь, мужчины замерли с открытыми ртами. Рубина. С чемоданом и со слезами...

Вот так ничего себе!

P.S. *СЛОВА из ПЕСНИ ДЭПО КОЛИБРИ ft. KAVABANGA “БОЛЬ...”

====== Глава 21. ======

СГУ.

Внутренне Даниил поблагодарил Иванова за столь неожиданное появление. Кто знает, чем бы закончился этот, вроде, и невинный, но взаимно-желанный поцелуй? Смог бы лично он остановиться на этом? Впервые блондин взял на себя ответственность за девушку. А если бы не смог? Этот вариант, конечно, выглядел куда привлекательнее, но… Меньше всего Казанова хотел бы напортачить ещё и в только-только начавшихся отношениях с Кирой! В общем, хорошо то, что хорошо кончается.

Войдя в каморку преподавателя, студент отметил, что Ива действительно человек армейский – всюду царил идеальный порядок. Ни пылинки. Даже воздух свежий, а не затхлый, как в основном спортзале. Мячи на верхней полке были закреплены, чтоб ни один не упал кому-нибудь на голову. На столе – пусто. Только журнал посещаемости. В углу стоял шкаф, на его дверцах табличка «Форма», рядом – старое кресло.

- Жданов! – Ивушка щелкнул пальцами. – Я для кого распинаюсь?

- Да, я вас слушаю, товарищ тренер, – Даня натянуто улыбнулся.

- Форму капитана сдашь Муравьеву и получишь от него инструктаж…

Хм, а если убрать последнее слово в его фразе, то выйдет чистая угроза: «Форму сдашь Муравьеву и получишь от него!» – смешно, даже очень.

- Да я этот инструктаж наизусть знаю, Иван Иванович! – забывшись, парень назвал мужчину по имени отчеству, что категорически запрещалось. – Я ж сам когда-то проводил!

- А теперь это прямая обязанность нового капитана! – с нажимом проговорил тренер. – И кстати, скажи спасибо, что я тебя не выпер… молодец, что затупился за эту рохлю! Уважаю!

Жданов вспыхнул при таком эпитете, подобранному к Кире. Ива его возмущения не заметил (или сделал вид, что не заметил) и продолжал: