Карнакки – охотник за привидениями

Наконец отвага начала возвращаться ко мне. Схватив камеру, я принялся ждать. Ладони мои были совершенно мокры от пота. Я снова взглянул на Вентворта, едва различимого во мраке. Плечи его были чуть согбены, голова наклонена вперед, и хотя сам он не шевелился, я понимал, что глаза его не знают покоя. Подчас кажется странным, откуда человеку становятся известны такие подробности. Полицейские равным образом безмолвствовали.

Так прошло еще некоторое время, и вдруг тишину нарушили негромкие звуки, доносящиеся с двух сторон комнаты. Я сразу же узнал хруст ломающегося сургуча – открывались запечатанные двери. Я поднял камеру с фотовспышкой, и странная смесь отваги и страха помогла мне нажать на спуск. Когда яркая вспышка озарила зал, я ощутил, что все, кто находился рядом со мной, буквально подскочили на месте. Громовым ударом обрушилась тьма, сгустившаяся десятикратно. Тем не менее, в миг вспышки я успел заметить, что все запечатанные двери распахнуты настежь.

А потом – вдруг, внезапно – по всему огромному залу зазвучали звуки падающих капель, и охвативший меня страх был полон понимания реальной и близкой опасности. Кровавая капель продолжалась, и к ней примешивался мрачный вопрос: смогут ли Барьеры защитить нас от того чудовища, что уже проникло в огромную комнату?

Через несколько жутких минут кровавая капель превратилась в дождь; наконец, капли стали падать посреди Барьеров. Несколько наиболее крупных разбились об пол, забрызгав переплетенные трубки Электрического Пентакля, горящие бледным светом; но как ни странно, я не заметил, чтобы хотя бы одна из них упала среди нас.

Кроме страшного перестука капель не раздавалось ни звука. А потом вдруг отчаянным предсмертным воем взвыла собака в дальнем углу, вой ее прервал мерзкий хруст, и наступило молчание. Если вам случалось на охоте ломать шею кролику, значит, вы знакомы с этим звуком – в миниатюре! Мозг мой молнией пронзила мысль: «Тварь сумела преодолеть Пентакль!» Вы, конечно же, помните, что я оградил ими каждого из псов. С мучительным чувством я подумал о наших собственных Барьерах. Ведь в зале теперь находилось нечто, сумевшее пересечь преграду Пентакля вокруг одной из собак. Наступившее страшное безмолвие заставило содрогнуться все мое тело, и тут один из находившихся за моей спиной полисменов с каким-то женским визгом метнулся к двери. Он протянул руки вперед и нащупал ее буквально в мгновение. Я крикнул остальным, чтобы они оставались на месте, однако все последовали за первым, как овцы, в панике сбивая на пол – я слышал это – ограждавшие нас свечи. Один из бегущих наступил на трубки Электрического Пентакля и раздавил их; настала полнейшая темнота. Буквально в мгновение я понял, что остался без всякой защиты перед силами мира неведомого, одним отчаянным прыжком выскочил из ставших бесполезными Барьеров и бросился к входной двери – в ночь. Кажется, я вопил от ужаса.

Спутники мои опережали меня, но не думали останавливаться, как, впрочем, и я сам. Иногда я бросал косой взгляд через плечо, вглядываясь в темные тени лавровых кустов, выстроившихся вдоль шедшей от дома дорожки. Отвратная растительность шуршала, шуршала звучно и многозначительно, как бы намекая на то, что посреди кустов нечто следует параллельным со мной курсом. Дождь прекратился, и злой ветерок постанывал над землей, усугубляя мое состояние.

Я догнал Вентворта и полисменов возле ворот поместья. Выскочив из них, мы бежали до самой деревни. Старина Деннис не спал, поджидая нас, и половина местных мужчин составляла ему компанию. Он поведал нам, что в душе своей знал, что мы вернемся – в том случае, если нам суждено вернуться; так я, во всяком случае, истолковал его слова.

К счастью, я вынес с собой из дома фотокамеру – скорее всего, просто потому, что она висела у меня на шее. Тем не менее, я не сразу взялся за проявку, а остался со всеми остальными в баре, где мы проговорили несколько часов кряду, устанавливая подробности жуткого испытания.

Потом я, наконец, отправился в свою комнату и занялся пластинками. К этому времени я уже кое-как успокоился, к тому же можно было надеяться, что негативы позволят что-нибудь разглядеть.

На двух пластинках ничего необычного не оказалось, но на третьей, отснятой раньше других, я заметил нечто, весьма взволновавшее меня. Старательно обследовав ее с помощью увеличительного стекла, я оставил пластинку промываться и надел галоши.

На негативе оказалась чрезвычайно интересная вещь, и я решил проверить справедливость увиденного, не теряя ни секунды. Говорить что-либо Вентворту и полиции до обретения полной уверенности было бесполезно; к тому же я полагал, что сумею добиться успеха самостоятельно… впрочем, в ту ночь мои спутники едва ли осмелились бы еще раз подойти к поместью.