Карнакки – охотник за привидениями

Убеждать себя в чем-то рациональном было теперь абсурдно. В доме происходило нечто странное, и когда рассвело, я отправил матушку паковаться, а после завтрака посадил ее на поезд; сам же я взялся за дело, чтобы найти разгадку тайны.

Начал я с того, что отправился к домовладельцу и изложил ему все обстоятельства. От него я узнал, что, по свидетельству троих-четверых жильцов, двенадцать или пятнадцать лет назад дом заслужил дурную славу, и в итоге довольно долго простоял пустым; наконец его удалось по дешевке сдать некоему капитану Тобиасу с единственным условием держать язык за зубами, если он столкнется с какими-то странностями. Намерение лендлорда, как он сам откровенно признался мне, заключалось в том, чтобы с помощью жильца избавить дом от странных рассказов о нем, а потом продать – за любую сумму, которую удастся получить.

Итак, когда капитан Тобиас съехал после десяти проведенных в доме лет, всякие разговоры утихли, и когда я предложил сдать мне дом на пять лет, владелец буквально уцепился за предложение. Вот и все, как он дал мне понять. Когда я принялся расспрашивать его о подробностях совершавшихся тогда в доме странных событий, лендлорд сказал, что жильцы рассказывали ему о женщине, обходившей дом по ночам. Некоторые из жильцов вообще не видели ее, однако другие съезжали после первых нескольких месяцев.

Однако домохозяин особенно подчеркнул, что ни один из жильцов не жаловался на стук и хлопанье дверей. В отношении запаха он просто вознегодовал; однако, на мой взгляд, не имея особой причины. Разве что в его реакции можно было усмотреть косвенное обвинение в том, что я привел сливы в раковинах в плохое состояние.

В итоге я уговорил его заночевать в доме вместе со мной. Он немедленно согласился, в особенности после того, как я сообщил ему, что не намереваюсь предавать дело огласке и хочу докопаться до сути – поскольку сам он стремился избежать всяческих слухов о наваждении.

Лендлорд явился ко мне около трех часов дня, и мы внимательно осмотрели весь дом, не обнаружив при этом ничего необычного. После этого домовладелец проверил сливы, и, установив, что они находятся в полном порядке, мы начали готовиться к бессонной ночи.

Сперва мы позаимствовали два полицейских фонаря в соседнем участке, с начальником которого я был на дружеской ноге, а когда по-настоящему стемнело, лендлорд сходил домой за ружьем. Я уже упоминал, что при мне был палаш, и когда домовладелец вернулся, мы засиделись в моем кабинете почти до полуночи.

Тогда мы зажгли фонари и поднялись наверх. Разместив удобным образом фонари, ружье и палаш перед собой на столе, я отправился закрывать двери спален и опечатал их, после чего мы уселись и приглушили свет.

До двух часов ночи ничего не произошло, но как только пошел третий час – я определил это по циферблату часов, едва заметному в свете щели фонаря, – я вдруг ощутил чрезвычайную тревогу. Пригнувшись к лендлорду, я шепнул ему: «Непонятно почему, но мне кажется, что вот-вот произойдет нечто странное». Я попросил его приготовить фонарь, а сам потянулся к своему собственному. И в тот самый момент, когда я совершил это движение, наполнившая коридор тьма вдруг приняла темно-фиолетовый оттенок, но не так, как если бы в ней засиял свет, а словно естественная чернота ночи изменила окраску. И тогда, в этой тьме, из фиолетовых недр ночи вдруг явилось бегущее обнаженное дитя. Странным образом казалось, что дитя это не выделялось из окружавшей нас тьмы, но являло собой концентрацию ее странной атмосферы – как если бы преобразивший ночь мрачный цвет ее исходил от самого ребенка. Объяснить это невозможно, поэтому попробуйте представить.

Дитя пробежало мимо меня, двигаясь, как всякий обыкновенный упитанный ребенок, но при этом пребывая в абсолютном и непостижимом безмолвии. Внешне оно производило впечатление малыша, вполне способного пробежать под столом, однако я видел это дитя и сквозь столешницу, как бы сделавшимся лишь чуть более темной тенью на фоне фиолетовой тьмы. В тот же самый миг я увидел, как неровный фиолетовый свет вдруг высветил очертания ружейных стволов и моего палаша, превратив их в бледные силуэты, парящие над исчезнувшей твердью стола.

Интересно, что, наблюдая за всем этим, я подсознательно ясно и четко ощущал возле себя, у самого локтя, напряженное дыхание домовладельца, ожидавшего в нервной позе и не снимавшего руки с фонаря. Я в тот же миг понял, что он ничего не видит, но ждет во тьме реализации моего предупреждения.