Карнакки - охотник за привидениями

— В самом деле? — спросил я, когда он сделал паузу и посмотрел на меня, словно рассчитывая, что я успел прийти к некоему определенному заключению на основании предложенных им соображений. — Продолжайте.

— Итак, — сказал он, — разве вы не понимаете, что тонкое потемнение вокруг страдающего человека имеет большую или меньшую величину в зависимости от личности страдающего человека. Теперь ясно?

— Ох! — удивленно и с долей понимания вздохнул я. — Теперь ясно. Вы хотите сказать, что если муки обыкновенного человека могут привести к слабому возмущению эфира и соответственно слабому потемнению, то Муки Христа, обладателя Неподдающейся измерению Личности, вызовут в эфире страшное потрясение, способное невероятно ослабить вибрацию света, и в этом содержится подлинное объяснение Тьмы Распятия; и тот факт, что подобная чрезвычайная и явным образом немыслимая Тьма была зафиксирована, ни в коей мере не умаляет совершенного Христом Чуда? Но напротив является неизреченно чудесным, несомненным доказательством Его Божественной природы? Так ведь? Так? Скажите мне?

Баумофф только удовлетворенно покачивался в своем кресле, постукивая кулаком одной руки по ладони другой и удовлетворенно кивая в такт моему изложению его теории. Понимание было приятно ему… исследователь всегда алчет понимания.

— А теперь, — сказал он, — я намереваюсь показать вам кое-что.

Достав из жилетного кармана небольшую заткнутую пробкой пробирку, он высыпал ее содержимое (состоявшее из единственного серо-белого зернышка величиной примерно с две булавочные головки) на десертную тарелку. Аккуратно раздавив ее сделанной из слоновой кости рукояткой ножа, он капнул на порошок каплю воды и размял в серо-белую пасту. Достав затем свою золотую зубочистку, он поместил ее в пламя небольшой химической спиртовки, горевшей на столе после обеда для раскуривания трубок. Он продержал золотую металлическую полоску в огне, пока она не раскалилась добела.

— Теперь смотрите! — произнес он, прикасаясь концом зубочистки к маленькому пятнышку, оставшемуся на десертной тарелке. Сверкнуло фиолетовое пламя, и я вдруг обнаружил, что смотрю на Баумоффа сквозь облачко прозрачной мглы, быстро сделавшейся черной тьмой.

Сперва я подумал, что она является дополнительным результатом воздействия вспышки на сетчатку моего глаза. Однако прошла целая минута, а мы все еще пребывали в этой необычной тьме.

— Боже милостивый! Друг мой, что это такое? — спросил я наконец.

Голос Баумоффа, доносившийся до меня из недр тьмы, объяснил мне, что посредством химии ему удалось воспроизвести в несколько преувеличенном виде тот эффект, который создают колебания эфира, вызываемые волнами, производимыми в нем лицом, находящимся в нравственном кризисе или в муках. Волны или вибрации, рожденные в этом эксперименте, лишь отчасти воспроизводили тот эффект, который он хотел продемонстрировать мне — а именно временное прекращение вибраций света, породившее ту тьму, в которой мы теперь находились.

— Этот состав, — проговорил Баумофф, — при определенных условиях может стать страшным взрывчатым веществом.

Я слышал, что он попыхивает трубкой, однако вместо красного огонька в ее чашечке видел только неопределенное свечение, трепетавшее и исчезавшее самым неожиданным образом.

— Боже мой! — проговорил я, — когда же рассеется эта тьма?

И посмотрел на другую сторону комнаты, где большая керосиновая лампа превратилась всего лишь в слабое пятно света посреди общего мрака; слабый огонек странно подрагивал и мерцал, словно я видел его сквозь колоссальную толщу темной и взбаламученной воды.

— Все в порядке, — донесся до меня из темноты голос Баумоффа. — Тьма уже рассеивается; через пять минут возмущение успокоится, и свет лампы равномерно потечет во все стороны. Но пока мы ждем… скажите, разве это не колоссально, а?

— Да, — согласился я. — Удивительное зрелище, но какое-то, знаете ли, неземное.

— О, но я хочу показать вам вещь более тонкую, — проговорил он. — Реальный процесс. Подождите еще минуту. Тьма уже рассеивается. Смотрите! Теперь вы можете видеть лампу более четко. Кажется, что она погружена в кипящую воду, не так ли? И она становится все прозрачнее и спокойнее с каждым мгновением.

Все было, так как он говорил; мы молча рассматривали лампу до тех пор, пока не улеглись все признаки возмущения светоносной среды. Тогда Баумофф вновь повернулся ко мне лицом.

— Только что, — проговорил он, — вы видели весьма поверхностный эффект примитивного горения изобретенного мной состава. Теперь я намереваюсь продемонстрировать вам результаты его горения в топке человеческой, то есть в моем собственном теле; и тогда вы увидите одно из великих чудес смерти Христа воспроизведенным в миниатюрном масштабе.

Он подошел к каминной полке и вернулся от нее с небольшой стеклянной посудинкой-стаканчиком и другой закупоренной крошечной пробиркой, содержавшей серо-белое зернышко того же самого химического вещества. Откупорив пробирку, он вытряхнул зернышко вещества в химическую посудинку и стеклянной мешалкой раздавил ее, потом добавил, по одной, шестьдесят капель воды.