Карнакки - охотник за привидениями

Я принялся расспрашивать ее о том, все ли в порядке, и тут внизу дважды хлопнула дверь… Можете представить себе мои чувства? Мы с матерью переглянулись; потом я зажег ей свечу, взял в руку кочергу и, держа в другой руке лампу, спустился по лестнице, начиная уже по-настоящему нервничать. Суммарный эффект столь странных событий начинал овладевать мной; потом все, так сказать, разумные объяснения явно оказались несостоятельными.

Мерзостный запах оказался внизу куда более сильным; особенно в передней комнате и в подвалах, но главным образом в коридоре. Я старательно обыскал весь дом и, закончив с этим делом, убедился в том, что все окна и двери внизу были надежно закрыты и заперты, а во всем доме не находилось ни единой живой души, если не считать нас двоих. После этого я поднялся к матушке, и мы обсуждали с ней происшедшее более часа и в итоге пришли к выводу, что, наверно, слишком много начитались всяких пустяков, однако сами, в душе, понимаете ли, едва ли верили собственным словам.

Потом, когда мы сумели уговорить себя и прийти в более спокойное расположение духа, пожелав матушке доброй ночи, я отправился спать и скоро сумел уснуть.

Однако в ранний рассветный час, когда было еще довольно темно, меня разбудил громкий шум. Я сел в постели и прислушался. И тут снизу до слуха моего донеслось: «Бац! бац! бац!» — одна за одной захлопали двери… по крайней мере, так показалось моему слуху.

Охваченный внезапным испугом, я выскочил из постели, ощущая продравший по коже холодок; и тут, пока я зажигал свечу, дверь моей комнаты неторопливо открылась: я оставил ее незапертой, чтобы не ощущать себя полностью изолированным от матушки.

— Кто там? — вскричал я голосом, с одной стороны, вполне естественным, но отчасти задушенным, как нередко бывает от испуга. — Кто там?

И тут я услышал голос моей матушки.

— Это я, Томас. Но что происходит внизу?

Она уже вошла в комнату, и я заметил, что в одной руке она держит кочергу, а в другой свечу. Я улыбнулся бы этой отваге, если бы не раздавшиеся внизу странные звуки.

Вставив ноги в шлепанцы, я снял со стены старый тесак, взял в руки свечу и попросил матушку не следовать за мной; впрочем, прекрасно зная, что просьба моя бесполезна, если она уже приняла решение; так и получилось, и во время моего обхода она исполняла обязанности своеобразного авангарда. И в известной мере я был очень рад ее обществу, что совсем нетрудно понять.

К этому времени двери перестали хлопать, и в доме воцарилась — быть может по контрасту — кошмарная тишина. Однако я шел первым, высоко поднимая свечу и держа наготове тесак. Все двери внизу оказались открытыми; однако все наружные двери и окна были заперты. И я начал сомневаться в том, что звук производили захлопывающиеся двери. Можно было не сомневаться только в одном: в том что, кроме нас самих, в доме не было никого, и в том, что по всему дому разносилось дуновение уже знакомого нам зловония.

Убеждать себя в чем-то рациональном было теперь абсурдно. В доме происходило нечто странное; и когда рассвело, я отправил матушку паковаться, а после завтрака посадил ее на поезд.

После этого я взялся за дело, чтобы найти разгадку тайны. Начал я с того, что отправился к домовладельцу и изложил ему все обстоятельства. От него я узнал, что, по свидетельству троих или четверых жильцов, двенадцать или пятнадцать лет назад дом заслужил дурную славу, и в итоге довольно долго простоял пустым; наконец его удалось по дешевке сдать некоему капитану Тобиасу с единственным условием держать язык за зубами, если он столкнется с какими-то странностями. Намерение лендлорда, как он сам откровенно признался мне, заключалась в том, чтобы с помощью жильца избавить дом от странных рассказов о нем, а потом продать — за любую сумму, которую удастся получить.

Итак, когда капитан Тобиас съехал после десяти проведенных в доме лет, всякие разговоры утихли, и когда я предложил сдать мне его на пять лет, владелец буквально уцепился за предложение. Вот и все, как он дал мне понять. Когда я принялся расспрашивать его о подробностях совершавшихся тогда в доме странных событий, он сказал, что жильцы рассказывали ему о женщине, обходившей дом по ночам. Некоторые из жильцов вообще не видели ее, однако другие съезжали после первых нескольких месяцев.

Однако в особенности домохозяин подчеркнул, что ни один из жильцов не жаловался на стук и хлопанье дверей. В отношении запаха он просто вознегодовал; однако, на мой взгляд, не имея особой причины, разве что если не усмотреть в его реакции косвенное обвинение в том, что я привел сливы в плохое состояние.

В итоге я уговорил его заночевать в доме вместе со мной. Он немедленно согласился, в особенности после того, как я сообщил ему, что не намереваюсь предавать дело огласке и хочу докопаться до его дна — поскольку он стремился избежать всяческих слухов о наваждении.