Карнакки - охотник за привидениями

И тут ко мне внезапно вернулась отвага. Отметив, что грохот копыт слышен теперь возле дальнего конца коридора, я резким движением навел туда камеру и нажал на вспышку. Бомонт выпустил в ту же сторону целый град пуль и бросился вперед с криком:

— Чудовище идет за Мэри. Бежим к ней! Бежим!

Я бросился следом за ним по коридору. Оказавшись на главной лестничной площадке, мы услышали стук копыт по ступеням, и на этом в тот раз все закончилось. Больше мы не услышали ни звука.

Внизу, в большом зале, возле потерявшей сознание мисс Хисгинс собрались небольшой кучкой домашние, чуть поодаль несколько слуг смотрели вверх на парадную лестницу, и никто из них не произносил ни единого слова. На лестнице, ступени так на двадцатой снизу, стоял старый капитан Хисгинс с обнаженной шпагой в руке — замерший на месте при последнем ударе копыт. Признаюсь, что в жизни не видел никого благороднее этого старика, пытавшегося защитить свою дочь от нападения адской твари.

Надеюсь, вы поймете тот ужас, с которым я миновал то место на лестнице, на котором остановились копыта и стих звук шагов. Казалось, что невидимое чудовище все еще остается там. Странно было, однако, что конская поступь не возобновилась — ни поднимавшаяся вверх по лестнице, ни опускавшаяся по ней вниз.

Потом мисс Хисгинс повели в ее комнату, и я передал родственникам, что поднимусь к ней, как только это будет возможно. Мне сказали, что это можно сделать в любое время, и я попросил ее отца помочь мне принести чемодан с инструментами, и мы вдвоем внесли его в спальню девушки. Я распорядился, чтобы кровать мисс Хисгинс выдвинули на самую середину комнаты, после чего окружил ее Электрическим Пентаклем.

Потом я приказал, чтобы в комнате расставили лампы, но чтобы ни при каких обстоятельствах свет не зажигали внутри Пентакля; кроме того, никто не должен выходить в него и входить обратно. Мать несчастной девушки я посадил внутри Пентакля, поместив при этом ее служанку снаружи, чтобы та могла отнести нам любое известие, и самой миссис Хисгинс не было необходимости покидать Пентакль. Я предложил также, чтобы отец девушки заночевал в комнате, причем имея надежное оружие при себе.

Оставив спальню, я обнаружил, что Бомонт ожидает за дверью — в состоянии самого горестного беспокойства. Я рассказал ему о принятых мерах и объяснил, что мисс Хисгинс может считать, что находится в полной безопасности внутри… скажем так, возведенной мной ограды; и что помимо того, что отец проведет ночь в комнате дочери, я сам стану на страже возле ее двери. Я сказал Бомонту, что хотел бы, чтобы он составил мне компанию, поскольку ясно было, что, находясь в таком состоянии, молодой человек не сумеет заснуть, а компаньон мне совершенно не помешает. Кроме того, я хотел иметь его под присмотром, поскольку не было никаких сомнений, что ему в некотором отношении угрожает большая опасность, чем девушке. Таким, по крайней мере, было мое мнение, и с тех пор оно не переменилось, в чем вам еще предстоит убедиться.

Я спросил его о том, не станет ли он возражать, если я на ночь нарисую вокруг него Пентакль, и получил согласие, однако заметил, что он не знает, считать ли ему такой поступок чистым суеверием или же просто усмотреть в нем дурацкую возню; однако настроение его переменилось, когда я поведал ему ряд подробностей относительно дела Черной Вуали, в котором погиб молодой Астер. Помните, он назвал эту предосторожность примером глупого суеверия и остался вне Пентакля. Бедняга!

Ночь прошла спокойно, лишь перед самым рассветом мы услышали поступь галопировавшего вокруг дома коня, как и говорил капитан Хисгинс. Престранное, скажу вам, было чувство, тут и внутри комнаты послышалось какое-то шевеление. Забеспокоившись, я постучал в дверь, и из спальни вышел капитан. Я спросил его о том, все ли в порядке, на что он ответил утвердительно, и тут же поинтересовался, слышал ли я галоп, так что мне стало понятно, что донесшийся снаружи топот не миновал его ушей. Я предложил ему оставить до рассвета чуть приоткрытой дверь спальни, поскольку нечто явно бродило поблизости. Оставив щелочку, он вернулся внутрь комнаты — к своей жене и дочери.

Здесь следует сказать, что меня мучили сомнения в отношении надежности защиты вокруг мисс Хисгинс, поскольку звуки, присущие, скажем так, наваждению, оказались в такой необыкновенной степени материальными, что я готов был уже уподобить настоящее дело делу Харфордов, в котором внутри Пентакля материализовалась детская рука, принявшаяся стучать по полу. Жуткое было дело, как вы все прекрасно помните.

Тем не менее, до утра ничего более не произошло, и после того как день полностью обрел свою силу, мы отправились по постелям.