Карнавал короля Иеронима

— Он теперь в Геттингене, — ответил капельмейстер. — Вам известно, что он по нездоровью должен был отказаться от должности секретаря министерства. Этот важный пост совсем не годился для него, потому что он применял кропотливость исторического исследования к такому делу, как быстрое созидание нового государства, где приходится дорожить каждой минутой. Король назначил его теперь членом государственного совета и попечителем всех университетов нашего государства. Ах, если бы ученый Миллер был таким же хорошим дельцом, как историком! Но у него нет ни проницательности, ни силы воли, чтобы постоять за истину, а также «savoir faire» и знания людей…

— Бедняга постоянно противоречит себе! — добавила Луиза. — Двадцать пять лет тому назад он состоял здесь при «Karlsshule», затем, снедаемый честолюбием, пустился в погоню за высшими должностями в Майнце, Вене, Берлине и наконец — по собственной ли инициативе или по приказу Наполеона — пристроился в Касселе. А теперь он плачется, что не может кончить своей истории Швейцарии, и чувствует себя несчастным, что изменил своему призванию!

— В словах Луизы нет ничего преувеличенного, — сказал Рейхардт, — такой исход неизбежен, когда человек идет против своих природных склонностей! Поэтому мы не будем насиловать Германа и затягивать в политику; своим пером он также может принести немалую пользу нашему угнетенному народу…

— Другими словами, отец советует вам пуститься в литературу, — сказала Луиза с горькой усмешкой. — В самом деле, у нас ничего не осталось, кроме чтения и мечтаний о лучшем будущем; всякая честная практическая деятельность закрыта для гессенцев…

Приезд гостей прервал интимный разговор друзей. На музыкальный вечер собралось по обыкновению несколько семейств коротко знакомых с хозяевами дома; две знатные дамы приехали без своих мужей, которые, по их словам, были очень заняты. Но в действительности, по своему официальному положению, они не считали удобным бывать в доме Рейхардта, который своими смелыми речами и неуважительными отзывами о разных лицах навлек на себя подозрение французской полиции.

Одна из этих дам была жена министра финансов, баронесса Бюлов, красивая молодая женщина, веселая и разговорчивая; другая — жена французского посланника при вестфальском дворе, баронесса Рейнгард, казалась серьезнее и сдержаннее первой дамы и несколько старше ее годами. Она была высокого роста и производила приятное впечатление своим простым и приветливым обращением, хотя ее нельзя было назвать красивой, так как на ее бледном лице заметны были следы оспы. Герман уже прежде был представлен обеим дамам, которые очень благосклонно отнеслись к нему благодаря его представительной наружности и приличным манерам, Из музыкального мира была только одна госпожа Шюллер, придворная певица, давнишняя знакомая хозяйки дома, искренно привязанная к ней.

Разговор тотчас же зашел о путешествии короля, которое живо интересовало тогда все кассельское общество.

— Замечательно, с какими овациями всюду встречают нашего короля! — заметила с улыбкой баронесса Бюлов. — Все города и деревни, через которые приходится проезжать его величеству, разукрашены триумфальными арками. Везде толпится народ и приветствует его криками: «Да здравствует наш добрый король!» «Горное эхо, — по выражению одной местной газеты, — вторит этим радостным возгласам»…

— Не знаете ли вы, о каких горах тут идет речь! — заметил со смехом Рейхардт. — Не о Гарце ли и неизменном Брокене, хотя это несколько далеко от тех мест, где проезжает король?

— Рейбель, сопровождающий его величество в качестве адъютанта, — продолжала баронесса, — пишет моему мужу: «Notre marche est cella d’un triomphe ou le vainqueur est adoré!» — вероятно, он употребил ту же фразу в своем донесении императору…

— Иероним так любим народом, что иначе и быть не может, — сухо заметил пруссак, бывший в числе гостей. — В «Moniteur» описано посещение его величеством Геттингентской библиотеки: оказывается, что все профессора были удивлены верностью взглядов и глубокомысленными вопросами молодого короля…

— Интересно было бы узнать, кто взял на себя роль суфлера? — спросил Рейхардт.

— Об этом мы не имеем никаких сведений, — продолжал спокойным голосом пруссак, — но, по-видимому, король, со своей стороны, остался доволен научными трудами профессоров и велел передать им, что одобряет их усердие…

Беседа продолжалась еще некоторое время на эту тему, затем зашла речь о музыке. Баронесса Бюлов заметила с улыбкой хозяину дома, что гости приглашены на музыкальный вечер и не хотят быть обманутыми в своих ожиданиях.

Госпожа Шюллер взяла ноты и пропела два немецких романса, но она была не в голосе и, ссылаясь на нездоровье, вернулась на свое место. Капельмейстер обратился к дочери и просил ее пропеть что-нибудь из ее новых сочинений. «Вчера ты напевала какую-то мелодию, — добавил он, — я хотел бы еще раз прослушать ее, она показалась мне в высшей степени своеобразной».