Карнавал мистических историй

На дне зрачков застыло смятение и пылало божественное пламя.

— Твоя душа переродилась в его теле. Вы связаны договором, нарушив который, умрёте вдвоём.

Кто же он теперь? Душа Атсуши в чужом теле бушевала, искала родные черты, рыскала по закоулкам сознания. И явно не понимала, что натворила. Яно Мацуо был обычным человеком, обречённым, смертельно больным раком кожи, одиноким художником и верующим, но чертовски — по-кошачьи — красивым. Любил мистику и запах акриловых красок. Рисовал пейзажи и изредка утончённых женщин. Выпивал рисовое саке от горя и дружил с Тануки — добродушным духом леса. Странно. Мацуо — совершенно другой, далёкий от магии.

— Решай сам, кто ты. Ито Атсуши мёртв, Яно Мацуо — нет. Тело Ито Атсуши захоронено в земле, Яно Мацуо — нет.

Оками говорил загадками, но Атсуши разгадывал их слишком быстро. Он больше не мог быть собой, ведь физически умер. Душа в отличие от тела призрачна. Её никто не видит. Яно Мацуо же жил прямо сейчас. Добродушно приютив чужую душу и был более, чем осязаем и видим для других.

Как же сложно. До звёздно-галактических взрывов перед глазами, до хруста зубов и костяшек. До щемящего неродного сердца.

О чём думает человек перед смертью?

О том, что больше всего желает жить.

И оба отчаянно этого хотели.

В голове кипели, шуршали и лопались мысли. Разные, необъяснимые. Ужасные. Душа отказывалась принимать чужое тело и имя.

— Ты можешь вернуться к людям, как только почувствуешь себя лучше, — закончил речь Оками. — Служите друг другу помощью и помните об уговоре.

Тело Ито Атсуши умерло двадцать четвёртого декабря две тысячи восьмого года, тогда же, когда Яно Мацуо отдал душу божеству.

Три дня — одна война. Между душой и телом двух разных людей. Они боролись до болезненных язв на теле и головных болей.

В берлоге Оками царил хаос, и не стихали мысли. Друг о друга бились камни и кости. От стен отскакивали крики. На кончике языка застревал отвратительный травяной привкус.

Разум оказался сильнее и практически не чувствовал боли. Не думал и не хотел знать о последствиях. Был поглощён местью и околдован несправедливым отношением. Давил, насмехался, намеренно сводил в могилу. Заставлял страдать. Напоминал о ничтожности и уничтожал. Не давал спать и есть. Издевался и вызывал кровопотери.

Но без физического воплощения разум — сгусток космической пыли — пустышка.

И прежде чем это понять тело Яно Мацуо чуть не умерло от воспалившихся и кровоточащих рубцов. От кровоизлияний в глаза и (немного) в мозг. Казалось, сердце теряло силу и медленнее билось. Яд и гниль сочились из ран, отравляя внутренности. От него разило смрадом. Кожа покрылась трупными пятнами. Сгнивали зубы. Набухало горло. Лёгкие, словно заполняло еловыми иглами. Костенели мышцы и связки. Мясо норовились пожирать черви.

Вытерпеть предсмертную боль дважды — невозможно.

Испугавшись, душа Атсуши направила все силы на то, чтобы зализать раны. Пришлось вспомнить все сильные лечебные заклинания. Где-то, не без помощи Оками, отрыть под снегом ягоды, сварить множество отваров. Давиться магией и задыхаться от кашля. И попросить прощения у изнывающего тела. Оно доброе — простило. Наверное, так сильно хотело жить.

Только тогда удалось создать воссоединение тела и разума. Они постепенно становились одним целым — потому что жизнь дороже смертельной борьбы.

Для людей он станет другим человеком, но останется тем же Ито Атсуши для родных.

Как только Атсуши восстановил тело, поблагодарив Оками, покинул берлогу и через несколько дней добрался до Нагои. Выжить в январском снежном лесу было непросто. По ночам тепла не хватало, а днём падал снег. Но магический костёр, чай из сосновых шишек, хвои и коры; и сила духа помогали идти вперёд.

В городе оказалось меньше снега. Он отыскал улицу и квартиру, в которой жил, только к вечеру. Акико уже должна быть дома.

Интересно, как она отреагирует на его появление, поверит ли человеку, которого не видела ни разу в жизни? Признает ли его слова?

Он застыл на пороге и не решался постучать в дверь. Неугомонное сердце рвалось к любимым рукам, тосковало по ласковым поцелуям в лоб, изнывало и бешено билось. За спиной скрежетала старая лампочка.

А что если Акико не захочет даже его выслушать? Прогонит, вызовет полицию, возненавидит?

Атсуши вздохнул и постучал в дверь. За ней, казалось, упало что-то тяжелое, послышался топот и шуршание бумаг. Провернулся замок и перед ним предстало мраморно — уставшее и заплаканное лицо Акико. Последний раз в таком безжизненном состоянии он видел её, когда Акико перевели в их класс.

— А вы кто? — отпрянула она, продолжая держаться за дверную ручку.

— Постой, не закрывай дверь. Пожалуйста, выслушай меня, — волнение прилило к лицу.

Акико, испугавшись, дёрнула дверь на себя. Атсуши успел подставить ботинок, чтобы она не закрылась.

— Уходите! Уходите немедленно! — кричала Акико.

— Я — Атсуши! Ито Атсуши! Слышишь?!

— Он умер! А вы шарлатан! — она боролась. Сухие глазные яблоки покраснели, губы потрескались, кожа на лице побледнела. Эти истеричные крики не принадлежали его Акико.