Карнавал разрушения

Жизнь, доходит до Анатоля, есть продукт неиссякаемого потока, и неважно, какие энергии в нем присутствуют, ибо стремятся они, в конечном счете, к однородности и заурядности. Вместе с солнечным светом на планеты обрушиваются энергетические потоки, таинственно закручивающиеся в вихри, образующие жизнь. Жизнь не в такой уж степени побочный продукт потоков, а, скорее, один из их аспектов, а живые организмы — сами творения потока. Эта кажущаяся стабильность, по крайней мере, есть часть иллюзии человеческого восприятия.

Подобно многоструйному фонтану, чья стабильная форма есть артефакт постоянного давления воды и архитектуры, живой организм поддерживает свою форму, несмотря на факт постоянного обмена материи и энергии с окружающей средой. Новые молекулы постоянно втекают в организм, заменяя старые. Даже когда жизнеформа достигает финальной фазы заложенной в него эволюции — зрелости — она не перестает изменяться, и Анатоль видит, что процесс роста и созревания куда сложнее, нежели он мог себе представить.

До сих пор он представлял рост добавочным процессом, увеличением, а теперь способен разглядеть в нем нечто наподобие создания скульптуры, форма которой достигается путем отсекновения ненужного материала. Он осознает, что в самой жизни куда больше смерти, чем ему представлялось. И видит: все живые клетки не просто смертны, но суицидальны по своей природе, а их долгосрочное выживание и сохранение — скорее исключение, чем правило. Структура организма создается отдельно взятыми клетками вопреки их естественной судьбе, так что промежутки между пальцами руки сконструированы смертью клеток, которые в противном случае соединяли бы их.

Анатоль всегда думал о жизни, как о нормальном состоянии, рассматривая то, что ей угрожает — болезнь, ранение или старение — как чужеродное и зловещее. Теперь же он воспринимает раннюю смерть как нормальную судьбу всех клеток, а защитные силы, стремящиеся сохранить многоклеточные организмы — как аномальные. Даже в живом теле сложного организма великое множество клеток скованы строго отмеренным временем жизни. Даже те, что обеспечивают самые важные жизненные функции, постоянно заменяются, переживая бесконечный процесс внутреннего естественного отбора, в котором каждая специализированная клеточная масса борется с излишками органического избытка.

Увидев жизнь таким образом, в виде серии усовершенствованных и затейливых водоворотов в термодинамическом потоке, являющемся наследием изначального взрыва, Анатоль начинает удивляться, отчего вообще существуют какие-либо организмы, кроме тех, которые жизнь считает подходящей базой для развития разума.

Почему, спрашивает он себя, этот вихрь вообще случился? И почему образовался сам поток? Каким образом, принимая во внимание встроенную тенденцию к энергетической однородности, лежащую в основе существования Вселенной, образовались звезды и галактики? Почему произошел изначальный взрыв, запустивший круговерть на фоне изначальной же тишины?

Анатоль вспоминает, что в романе его тезки написано о планирующейся революции — идею которой ангелу-хранителю подсказала информация в конкретной книге. Хоть в тексте и не называлась сама книга, без сомнения, это была «О природе вещей» Лукреция. В этой книге, первой провозгласившей, что нет ничего, кроме движущейся материи, Лукреций предполагает, что вначале все атомы должны были беспорядочно сыпаться сквозь пустое пространство, не имеющее формы, пока один-единственный атом не отклонился от курса, и этот атом он назвал clinamen. С этого-то единственного события и начался вихрь, развиваясь и увеличиваясь, пока не достиг размаха нынешней жизни, которую могут наблюдать теперь все живущие.

Именно так и должна выглядеть вселенная, понимает Анатоль. Таким образом, источник вихря, потока и креативности находится внутри нее. Сам по себе он весьма мал, но производит величественный эффект. И, если время, и впрямь, циклично и всегда возвращается от полного разрушения к однородности, этот источник должен быть защищен даже от воздействий времени и от разрушений, дабы снова и снова проявлять божественный порядок.

— Джейсон Стерлинг однажды вывел подобную аналогию, пытаясь выяснить, кто такие ангелы, — говорит Лидиард. — Он всегда был поглощен причудливым семенем порядка, возникающим из хаоса. И предполагал, что источник мутаций, на основе которого работает естественный отбор, создавая новые виды, должен быть также и источником магической силы, с помощью которой ангелы подчиняют своей воле материю, пространство и время.

— Если так, значит, они более богоподобны, нежели мы привыкли считать или осмеливались надеяться, — отвечает Анатоль. — Если они и есть семена вихря, ответственного за всю материальную Вселенную и феномен жизни — то разве они не боги?

— Если бы генераторы такого вихря были сознательными, то могли бы непременно претендовать на статус богов, — произносит Лидиард. — Но что же они за боги, если вызванный ими вихрь не был запланирован и не взят под контроль?