Карнавал разрушения

Он рассмеялся, хотя она, скорее, собиралась оскорбить его, а не превратить все в шутку. — Это не просто привычка, — пояснил Харкендер. — Это искусство, это трансцендентализм, героизм и настоящее священнодействие . А вовсе не глупая зависимость. Тебе лучше постараться научиться им, ведь тебе достается столь мало удовольствия в череде радостей мирских. Вглядись и увидишь — это совершенно безопасно.

— У меня нет таланта к видению, — оборвала она его. — Или к другим компенсациям за боль. Что же до безопасности, то я не уверена: любит ли меня твой ангел-хранитель так же, как и тебя, и я не стала бы требовать, чтобы его магия меня защищала.

Порой Мерси думала: не было ли единственной для Харкендера причиной сделать из нее любовницу его стремление сохранить ее в качестве помощницы в его личных ритуалах. Вряд ли: предварительное соитие едва ли было необходимой частью ритуала. В любом случае, ничего странного в том, что мужчина, подобный Харкендеру, желал иметь более одной любовницы, пусть даже первую и любит всем сердцем. Гордость гораздо важнее для него, нежели верность.

Когда Харкендер поднялся с кровати и направился в соседнюю комнату, Мерси повернулась к зеркалу у туалетного столика и привычно оглядела свое лицо, радуясь его соразмерности и отсутствию признаков возраста. Она терпеливо ждала. Наступил перерыв: вторая, и более значительная, фаза драмы еще не началась. Она едва ли испытывала нетерпение, ибо ее не особенно захватывало то, что должно было произойти. Она никогда не была способна развить в себе должное восхищение, адекватное получаемому вознаграждению.

«Есть ведь другие, гораздо более способные к этой работе, чем я, — говорила она себе. — Но мне приходится быть благодарной, что он ни разу не решил заняться их поисками. И вдвойне благодарной за то, что он никогда не соберется возложить эту обязанность на свою обожаемую Корделию. Ведь вполне возможно, что моя возвращенная юность держится лишь на ниточке этой самой службы. И живу я в такое неспокойное, но интересное время, и сумела привыкнуть к нему. Какое право он имеет насмехаться над моими привычками или давать мне советы поменять их? Я несу свою службу достаточно хорошо и не жажду новшеств. Он пусть и сгорает от нетерпения узнать, что же там, за дверью этого мира, а мне это без надобности. Я скорее представлю миры, которые во сто крат хуже этого, нежели воображу, что они могут быть лучше».

Харкендер часто говорил ей, что история человечества не может больше тупо тянуться до самоубийственного конца, что настал период трансформации. Как легко было поверить в его пророчества касательно разрушения — да и кто бы усомнился в них сейчас, когда во Франции только что бушевала жестокая война? — и как невозможно оказалось поверить его надеждам на продолжение жизни после Апокалипсиса.

Прошло пять или десять минут, прежде чем Харкендер вернулся. Он все еще был обнажен, но тщательно вымылся и, без сомнения, морально подготовился к тому, что произойдет.

— Пойдем, — позвал он отрывисто. — Я готов.

Мерси взглянула на него и не смогла удержаться от восхищения, но ужас еще не возник. Она часто испытывала ужас во всем, что касалось Харкендера. Однако, она была уверена, что он избежит вреда. Его ангел-хранитель однажды наказал его слепотой и страшной раной двадцать лет назад, но сейчас бережно хранил его. Харкендер похвалялся ей, что, будь у него желание, в подражание Вечному Жиду из странной немецкой поэмы, оказаться в жерле действующего вулкана, он сумел бы восстать из пепла, словно торжествующий Мессия — из Ада, обретя при этом новую мудрость. Он не научился любить боль и еще меньше мог получать от нее удовольствие, но умел продуктивно жить, объятый ею, и ценить сокровища, которые обретал благодаря ей.

Мерси обогнала Харкендера в коридоре и повела его к дверям, пройдя через которые, они очутились посреди открытой местности, окруженной стенами разваливающегося дома. Она задрожала от холода, хотя и оделась должным образом. Погода в эти дни стояла не по сезону холодная. Слуги, подготовившие арену, удалились некоторое время назад, получив строгий запрет на возвращение. Так что ей одной нужно было наблюдать за действиями Харкендера.

Поджидавшее их устройство было ей знакомо. На сегодня не стоило делать попыток испытать что-либо новое. Повторение пройденного в данном случае служило хорошую службу, и Харкендер не спешил с освоением жизненно важного пространства, как не торопился и с изучение податливого тела миссис Мюрелл. В подобных делах его стиль оставался неизменным.

Она безмолвно наблюдала, как Харкендер ложится на крест святого Андрея, установленный горизонтально на ложе из бревен и соломы. Она взяла в руки молоток и один из гвоздей, заготовленных на дубовом столе с металлическими ножками. Нацелила острие гвоздя в центр правой ладони Харкендера и начала забивать, так, что под конец он наполовину вошел в дерево.