Карнавал разрушения

Анатоль поднял обе руки, словно пытаясь отогнать от себя этот столб, но в его жесте не было никакого смысла. Странный свет уже окружил их, принеся с собой жар и живую золотистую ауру. В какой-то момент Анатолю показалось, что они попали в середину настоящего огня, и что он действительно обжигает, но ощущение, завладевшее им, было совершенно иным. Жар чувствовался как внутри, так и снаружи, и он не причинял боли и не сжигал , просто Анатоль как будто претерпевал метаморфозу, превращаясь в другое существо — чем-то напоминающее птицу или даже «ангела», если следовать традиционным изображениям, принятым в христианском искусстве. Его охватила идея, что сейчас он оставит свое неудобное и тяжелое тело позади и воспарит в залитые солнцем небеса. И он был уверен: это — лишь первая ступень, помогающая вырвать свое истинное «я» из обыденного тела и обрести свободу, какая прежде лишь мелькала в самых смелых и амбициозных из его снов.

Затем, без всякой паузы, он почувствовал чьи-то руки, обхватившие его за плечи, пытаясь удержать его внизу, сделать пленником. Он настойчиво вырывался, было нелегко, но все шло успешно: еще мгновение — и он вырвется из этих рук и взлетит, словно объятый светящимся газом. Увы, он не раскусил хитрости противника. Оказалось, он боролся с собственными руками, движимыми хитроумной магией, и эта магия пыталась одолеть другую.

Он упал, страдая от сознания, что его истинное «я» не должно было бы падать вместе с этим неуклюжим телом, сумей он все же проявить достаточно изобретательности и вырваться на свободу. Он злился, кипятился и все равно упал, с размаху ударившись спиной о твердую землю.

От удара у него перехватило дыхание, он ощутил сильную боль в груди, хватая ртом воздух. Боль снова напомнила о его несчастье — быть пленником тупой и слабой плоти. К тому времени, когда он сумел восстановить дыхание, Анатоль сумел вернуться к обычному своему состоянию и знал наверняка лишь одно — он счастливо отделался.

Он сел, свесив голову между колен, закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Потом открыл глаза и попытался встать на ноги. Ничего не мешало ему больше. Геката тоже поднималась с земли, а Мандорла Сулье, подбоченясь, закрывала их от солнечного света.

— Что это было? — несчастным голосом спросил Анатоль. — Ведь, кажется, магия не может свободно проходить в мир?

— Она проходит с трудом, но это не совсем невозможно, — поправила его Геката. — У ангелов еще есть сила, если они хотят воспользоваться ею.

— Но ведь должны быть более простые способы уберечь нас, пока мы добираемся до коттеджа Лидиарда, — сказал он. — Магия и те, кто ее применяет, так непостоянны, и…

— В этом нет никакого противоречия, — благожелательно промолвила Геката. — Как ты сам говоришь, существуют тысячи способов вывести нас из строя. Нас никто не пытался убить.

— Я думаю, один из нас или все просто попали под прицел, — произнесла бледная женщина, стоя в ожидании. — Вопрос в том, кто из нас — подлинный объект нападения… или приглашения , если угодно? Не я, это уж точно!

— Верно, — с готовностью подхватила Геката. — Не ты. — Но она не стала развивать тему, была ли это она или Анатоль — или оба — целью вмешательства. Анатоль легко уловил ее мысль, прикрыв глаза ладонью и вглядываясь в небеса, ожидая нового возможного яростного всплеска небесного огня.

«Бедный священник, чью книгу я доставил в тот дом в Лондоне, наверное, подумал бы, что такая цель желанна, — решил он. — Он бы увидел в ней шанс для божественно сотворенной души освободиться от дьявольской тюрьмы плоти. Но у меня нет его веры в Небеса, как нет и иной причины надеяться на такое превращение».

Он пожелал снова ощутить вокруг себя стены, не потому что они давали безопасности, а просто — побыть в знакомом, человеческом месте. Мысли лились потоком: «Будут и другие знамения, другие вспышки пророчеств. Настоящее событие еще грядет, и оно будет жутким и вызывающим благоговейный трепет. Мы должны двигаться вперед, физически и психологически, чтобы прибыть к порогу события встревоженными и любопытными. Что-то ждет нас — более странное, чем конец света, более краткое».

Но он не мог сказать, было ли его ощущение порождением его собственных мыслей и воображения — или чьим-то управляемым всплеском озарения, которое пронзило его мозг, придя из иного мира, где Орлеанская Дева пребывает во славе, в окружении терпеливых голосов.

11.

Дэвид неподвижно лежал на узкой кровати под наклонным скатом потолка в мансарде, уставившись в круглое окошко, сквозь которое едва пробивался скудный сероватый свет. Он не спал обычно в этой комнате, но лучшую кровать отдали Нелл, и он предоставил Мандорле самой размещать остальных.