Карнавал разрушения

Это не было настоящей правдой. Милосердие заключалось в том факте, что она была не одинока. Находиться вне мира и состоять лишь из тени — уже достаточно скверно, но если при этом оставаться одинокой — хуже некуда. Она же не была здесь одинока, поэтому до абсолютного нуля еще далеко, и лишь ужас заставлял ее протестовать.

Она не была здесь одна, ибо с ней рядом находился Джейкоб Харкендер. Она не могла ни видеть, ни слышать его, но все равно ощущала его присутствие. Подобно ей, он превратился в тень, впечатанную в пустоту вакуума, но его близость казалась ощутимой. Его присутствие помогало ей чувствовать себя комфортнее, несмотря на факт, что именно он вверг ее в этот кошмар. Да, и еще что-то странное творилось с его формой, в ней оказалось слишком много складок. Ей было известно, кто такой Харкендер и что собой представляет, но сейчас он словно претерпел значительные метаморфозы. Он не находился ни подле нее, ни внутри нее, но при этом оставался загадочным образом связанным с ней, и, хотя она знала, что ей лучше радоваться этому, Мерси охватывали ужас и отвращение.

Когда Харкендер сделал движение, Мерси двинулась вместе с ним. Они совершали движение, хотя не находились ни в каком месте. Не проходили сквозь пространство, а касались стекловидной оболочки мира, из которой вышли. Казалось, им никуда и не нужно двигаться, ибо они уже находятся везде, нужно просто сменить угол зрения.

У Мерси было весьма приблизительное представление обо всем этом, и ей приходилось лишь надеяться, что, если кто и разберется в происходящем, это будет Джейкоб Харкендер. Она попыталась убедить себя в том, что, из всех людей мира, он лучше всех подготовлен для действий в здешней обстановке. Попыталась убедить себя: она в безопасности, она — просто пассажир, и ей ничего не остается, кроме как полностью доверять, если она надеется когда-либо вернуться обратно в мир — Харкендер узнает, как это сделать. Увы, непросто убедить себя в собственной безопасности, когда все вокруг такое чужое и жуткое. Мерси не должна была вцепляться в Харкендера, так как это помешало бы ей ускользнуть, появись такая возможность, но она не могла избавиться от страха: вдруг окажется, что он — не более, чем соломинка, за которую она, подобно утопающей, пытается схватиться?

Харкендер, казалось, продвигался к какой-то цели, но Мерси понятия не имела, что это за цель. Если он должен был выполнить некую миссию или достичь некой цели, она не была к этому причастна. Понимала лишь одно: если они не ограничены в пространстве, то ограничены во времени, и ограничены жестоко.

Мерси не знала, способна ли она к каким-либо действиям, и к каким именно, ибо паника словно наполняла ее электрическим зарядом. У нее не было определенного плана, как можно вернуться в мир, не было представления о том, возможно ли, но, когда ее зрение без глаз наткнулось на образ Дэвида Лидиарда за неким мистическим окном, она не смогла удержаться. Она собрала все силы — если это слово только уместно в данной ситуации — все напряжение, пытаясь сформировать фантом руки и фантом голоса; ужас и надежда вдохновляли ее на это.

Когда Лидиард отказался прийти на помощь, разочарование швырнуло ее в одиночество и пустоту. Она не понимала, почему Харкендер тоже тянется к своему врагу, но чувствовала его рвение и жажду сделать это. Видимо, в его приглашении был некий смысл. И, когда попытка Харкендера также провалилась, Мерси не ощутила удовлетворения, наоборот, ее тревога усилилась.

«Может быть, я испортила его замысел? — думала она. — Предала его цель своим отчаянием, нетерпением, криком: „Ради любви к Господу“?»

— Ты не понимаешь… — произносил Харкендер, в то время как образы старика Лидиарда и старой девы, его дочери, исчезали, словно мираж в пустыне. Он пытался придать голосу убедительность, изобразить из себя стратега. Но представлял ли он, что они делают — и зачем?

Времени на сожаления и слезы не оставалось. Харкендер повернулся в другую сторону, к другому окошку, ведущему в мир. Несомненно, он уже тянул руку к кому-то еще.

«Я бесполезна в этой идиотской головоломке, — думала Мерси, — и игра эта ни в коем случае не моя. Я должна хотя бы управлять собой, чтобы сохранять спокойствие. Пусть тянет свои воображаемые руки хоть до изнеможения, пусть демонстрирует свое упрямое присутствие».

Она смогла утвердиться в своем решении; паника оставила ее. И уже один Харкендер говорил с человеком, сидевшим за столом, лихорадочно царапая что-то на бумаге. И только Харкендер протянул руку-тень к Джейсону Стерлингу.

— Сейчас есть лишь один способ понять смысл мистерий, священных или житейских, — прошептал Харкендер алхимику жизни. — Ты уже сделал это прежде, Джейсон, и знаешь, сколь немногого нужно бояться. Двадцать пять лет ты провел в мечтах, но сейчас настало время для новой, более страстной, мечты. Пойдем же, воссоединимся с компанией ангелов — и поспешим, ибо разрушение уже подступает, и голодный хаос лижет нам пятки!