Карнавал сомнений (СИ)

— Можешь говорить при нём, — разрешаю я.

— Ты уверена? — мнётся докторша.

Приходится как можно убедительней кивнуть.

— Да. Он — семья.

— Ты беременна.

***

С приходом июля над Риверстоуном нависли тучи, и небо словно прорвало. Лишь изредка превращаясь в мелкий косохлест, всю неделю шёл проливной дождь — с той самой ночи, когда я очнулась. А сегодня с утра на голубом небе ни тучки, яркое солнце немилосердно слепит даже сквозь опущенные жалюзи, обещая, что день будет жарким.

Желание хотя бы на полчасика выйти на прогулку появляется и тут же пропадает. Я привыкла к этой палате, она — как скорлупа, защищает меня от мира. Но что будет, когда придёт время уходить? Я даже не знаю, где теперь мой дом. Есть ли он у меня вообще.

Не хочу возвращаться к родителям. Тем более не представляю, как смогу войти в свою квартиру в Торонто. Да я даже порог берлоги Логана боюсь переступать, зная, что никогда больше не услышу голос Майка. Стоит мне покинуть стены больницы, как всё вокруг будет напоминать о тех, кого уже никогда не будет в моей жизни.

Наверное я не должна торопиться. Меня ведь ещё даже не выписали. Потом смогу перебраться к Эми. Ей не помешает компания. Или поехать к тёте в Ванкувер. Поживу там, по крайней мере до тех пор, пока не буду точно знать, что дальше. У меня в запасе восемь месяцев, чтобы определиться.

А сейчас я просто хочу немного побыть одна, чтобы подумать. Я ведь до конца не осознаю даже тот факт, что у меня скоро родится ребёнок.

Ребёнок от Майка! Утешительный приз судьбы, как пошутил Логан. Но в чём-то он прав — я отчаянно искала смысл, ради чего жить дальше. Теперь он у меня есть.

В дверь негромко, но настойчиво стучат. За последние сутки у меня побывал чуть ли не весь город, а столик у изголовья уже ломится от букетов. В этом один из минусов моего нынешнего положения — нельзя сделать вид, что меня нет дома. Приходится принимать всех.

Устало откликаюсь, разрешая войти. Кто бы это ни был…

— Извини, что беспокою. — В проёме появляется худое лицо Тома. — Решил навестить тебя перед работой.

— Ты? — Я даже не пытаюсь скрыть удивления.

За всю долгую неделю полицейские побывали у меня дважды. Оба раза приходил тот самый «красный мундир», которого я видела в холле вместе с Клэр — Адамс, кажется. Он ничего не говорил про Тома, даже не упоминал его имя в разговоре. Быстренько взял показания, задал несколько вопросов про Патрика и всё. Я тоже не стала его расспрашивать и совсем не ожидала когда-нибудь увидеть Тома ещё раз.

— Привет, — он прикрывает за собой дверь. — Прими мои искренние соболезнования. Собирался заглянуть к тебе сразу, как ты пришла в себя, но никак не получалось.

— Ничего страшного. — Я тоже стараюсь быть вежливой. — Спасибо.

— Как ты себя чувствуешь?

— Живой. Благодаря тебе.

— Тебе уже рассказали? Прости, что не удалось спасти всех. — Я теряюсь под его взглядом. В нём, как и в голосе Тома, столько неподдельной грусти, что я не знаю, как реагировать. Он показывает на стул: — Можно?

— Конечно. Что-нибудь случилось?

— Вообще-то я к тебе с неофициальным визитом, если можно так выразиться. Хотел попрощаться и кое-что отдать. Вот, держи, — Том протягивает на раскрытой ладони маленький прозрачный пакетик, в котором обычно хранят улики. Внутри — моё помолвочное кольцо. — Оно не записано, как вещественное доказательство. И я подумал, что вернуть его хозяйке — не такая уж плохая идея.

Я испуганно смотрю на Тома, не решаясь прикоснуться к кольцу. Какое-то дежавю, словно судьба насмехается надо мной снова и снова.

Том по-своему расценивает мое молчание.

— Это ведь твоё? Я ничего не перепутал?

— Моё… То есть Майка. В смысле он подарил мне его на нашу помолвку… Только я не знаю, что с ним теперь делать, — откровенно признаюсь я. Я действительно не знаю. А ещё боюсь до него дотрагиваться. — В последний раз, когда мне его отдали, погибли очень близкие для меня люди.

— Вряд ли оно заколдованное. Но если настаиваешь, я верну его в архив.

— Нет! — Я всё-таки преодолеваю страх и забираю пакетик. Смущенно тереблю его в руках. Понимаю, что выгляжу сейчас в глазах Тома полной дурой. — Спасибо тебе.

— Не стоит. Оно твоё.

— Нет, правда. Это кольцо много для меня значит и… Ты вовсе не должен был мне его возвращать. Поэтому спасибо… Я… я буду хранить его… на память…

— Память — это всё, что у нас остаётся, когда больше нет надежды. — Он вдруг широко улыбается. — Мне сказали, я могу тебя поздравить? Или женщин не принято поздравлять с беременностью?

Я невольно улыбаюсь в ответ.

— Не знаю. Наверное не поздравляют… Но всё равно спасибо. Снова.