Карнавальная месса (СИ)

По правде говоря, я подумал, что мне померещилось, солнышко в головку ударило, знаете. Или глазная ошибка получилась от скорости прочтения. Когда я потянул ручку на себя, передо мной простерся пустынный, обширный и какой-то абсолютный коридор: философ сказал бы — выражающий абсолютную идею коридорности. Комнат по сторонам не было, особой мебели — тоже: хлипкие бамбуковые ширмочки, обтянутые крашеным холстом, пуфы и подушки на тряпочных половиках и плетеных рогожах. Стены и потолок в массе выглядели так, будто о них протирали швабру, до того служившую рабочим инструментом авангардному художнику. Те места, где из хаоса вылуплялся кусочек какой ни на то гармонии, намек на некий предварительный умысел, окаймлялись с четырех сторон тончайшей работы филенками. Иногда через всеобщую чушь пробивались островки организованной образности, однако по своему содержанию это было еще того похлеще. Из сердца в самом центре панно вырастали ветви, на них появлялись коралловые цветы, а ближе к окраинам уже созревали плоды самого диковинного вида. Земной и лунный глобусы плясали в струе фонтана, как шарики для пинг-понга, или висли в виде помпонов на младенческих пинетках. Шеренга добродушных белых тигров и снежных барсов увозила на себе в дальнюю даль стаю обезьян, вытянувшихся столбиком и с лапами, молитвенно скрещенными на груди.

— Выпускники старались, — объяснили мне гиды. — Только как ни крась эту самую бывшую казарму, то и дело портяночный дух проступает. Перевоспитаем, ничего.

— Вот как? — рассеянно ответил я. В эту самую минуту я понял, что выпуклый золоченый фриз посреди стены, который отделял картины от панелей, составлен из книжных корешков, и всамделишных. Здесь явно в ходу были раритеты, и какие! Я и фамилий таких не слышал: Кант, Конт, Шопенгауэр, Нитцке, Паскаль, Масловичи, Боргес… — Так у вас и распределение есть? И куда?

— Кое-кого в монастыри, кластеры, аббатства, но большинство… — Реалист поперхнулся, но номиналист уже поместил меня перед еще одной дверью, в дальнем торце абсолютного коридора, перед буквами в аршин величиной и толщиной:

СЕКРЕДАКЦИЯ,

и не тратя лишних слов стал объяснять, что сюда ходят со своими секретами и проблемами, чтобы их адекватно сформулировать, иначе — разобраться в себе до последней косточки; вроде исповедальни, знаете (я не знал). Тут и обитает наш заглавный врач и аналитик. Так что мы вас оставляем, рады были услужить и те де, а дальше сами выкарабкивайтесь, как умеете.

За дверью открылась нормальная бюрократическая обстановка: глобальный письменный стол на двух тумбах, с ящиками и дверцами, крытый бильярдным сукном, кресло-вертячка, другое, более удобное седалище, напротив через угол, — для посетителя, парочка стульев помельче калибром. Протяжного психоделического диванчика не было, что я заметил с облегчением. Не было и секретарши с компьютером, но отсутствие их не бросалось в глаза, потому что место обоих на приставном низком столике занимал вальяжный котяра в черном фраке с белейшим пластроном и в белых же перчатках, вида сколь умного, столь и сексапильного.

Мы обменялись скупыми приветствиями с хозяином положения. Был он едва ли не моложе меня с виду, но слегка сед, полностроен и никак не менее представителен, чем его животное. Сразу же он принял кота в свои объятия, вытер столик носовым платком и выставил на него содержимое бара вместе с двумя хрустальным стаканами. Бар он, оказывается, прятал в тумбе.

— Вот, прошу, минеральная вода из своего источника, а это газированный клубничный сок, нектар из айвы, розовый грейпфрут. Сами изготовляем из натурального сырья. Вина, простите, не держим и никому не советуем. Так вы…

— Джошуа Раббани.

— А я Хорт, к вашим услугам. Кстати, по профилю я нейрохирург, а не психотерапевт, напрасно вы так озираетесь. Тем более вы, Джошуа, сюда не на постоянное жительство?

— Разумеется. Я ищу человека. Мальчика-подростка, его должны были доставить сюда полмесяца назад.

— В это время к нам прибыло много новых. Как его имя, точный возраст? Внешность? Характерные черты какие-нибудь?

Я покачал головой:

— Сали, фамилии не назвал, лет двенадцати или тринадцати, смуглый такой и волосы черные, длинные, локонами. В одном ухе сережку любил носить, вообще обвешивался цацками при каждом удобном случае, как рождественское дерево. Вот и все. Вы извините, он мало говорил о себе.

Хорт понимающе кивнул:

— Они всегда так. Считают, что ярлыки, которые мы на них вешаем, не имеют значения. На себя самих — тоже. Меня и то по имени никто не назовет, все больше Старший, Главный. Сали, говорите… Не припомню среди них такого. Может быть, имя сменил, это им проще пареных перчаток… тьфу, заговорился совсем. Нет, знаете, если бы не предубеждение вашего брата нормальных против таких умиротворяющих и уравновешивающих заведений, как наше, я бы посоветовал вам пожить здесь, войти в контакт, порасспрашивать. Дети не так и скрытны, особенно если видят чистые намерения.

Кот прервал это излияние, тронув лапой его щеку и звонко мяукнув.