Карнавальная месса

— Нет-нет, что вы, — возразил я с учтивейшей безмятежностью, — я слушаю внимательно. Вот только вы всё никак не проговоритесь, куда ваша контора его подевала.

— А я провожу пси-зондирование, — облегченно расхохотался он, — чтобы выяснить, что можно вам выдать, что нет. Репутация неблагонадежных у нас стойкая, так что изредка нас пробуют на вкус, цвет и запах. Но это распознаваемо и победимо; тем более что при соблюдении сугубо внешней лояльности нам вполне позволяют дышать и свободомыслить. Вы точно не сыщик, а и будь им, поживиться вам тут нечем, кроме общеизвестного. Ну вот, когда Бдительные прочувствовали, что Сальваторе у нас по существу свой человек, они вытребовали его назад. Бредня о его королевском происхождении, может быть, и миф, это как кому угодно понимать; но ведь взрывчатка самая неподдельная. Пригрозили нам… Неважно чем: их обычной чепухой. Мы бы его подземкой отправили… это тоже неважно — и чихать на осложнения. Он сам решил уехать, а когда он решает — всё, никто не стой поперек дороги. В этом смысле он истинный король, что правда, то правда. Так вот, он предупредил нас, что вы придете по его следу, и описал вас куда подробней и точнее, чем вы его. Конечно, я боялся подвоха, но и поручение его было не из опасных. Он просил передать, чтобы вы его не искали, он сам вас позовет. Что его свобода ничем не связана и что именно это он пытался вам втолковать при прощании. Я передаю практически дословно. И — он оставил свою серьгу в подтверждение слов.

Хорт запустил руку в другую тумбовую опору и вынул коробочку. Да, та самая работа и тот переливчатый камень, это вряд ли сумеют подделать.

— Почем мне знать, что вы это не отняли силой? — по возможности спокойно спросил я. — И что вы говорите правду?

— Вот почему я и хотел, чтобы вы сами ощутили здешнюю атмосферу, — он слегка потемнел лицом. — Тут и захочешь — не соврешь, хотя схитрить возможно. Всё-то вы торопитесь, Иегошуа. Нетерпение сердца — знаете?

— Он сложил кота с плеча, тот растопорщился в воздухе, как тугая латексная игрушка, прыгнул, изогнувшись, из рук в кресло и нахалом посмотрел мне в лицо.

— Что вам остается, как не поверить нам?

— И что мне в вас и что вам с меня, как говорится. Куда его повезли?

— Думаете, они передо мной отчитываются?

— Ну, какой дорогой.

— Липовой аллеей. Что удивились? В самом деле есть такая, кроме как ею отсюда не выедешь, хотя въехать только иначе и можно. Пообедать останетесь? Ах, нет, разумеется. Проводить вас? Николаус, мяукни мне Атту, пожалуйста.

Кот скользнул за дверь; через минуту раздалось торопливое пощелкивание юных каблучков, и к нам зашла девушка лет шестнадцати, круглощекая и плотненькая, как медвежонок. Кажется, зря я отказался от трапезы: нектары были у него отменные, несмотря на несъедобную к ним приправу.

— Девочка, покажи этому водителю липовую аллею, хорошо?

— Он что, тоже чудик? — халат на ней выдавал бы профессиональную медсестру, но, к несчастью, был ярко-сиреневым в муаровых разводах.

— Нет, пока нормальный, Атта моя, до уныния нормальный.

Итак, я вдел в дырку на правом ухе серьгу, — всё, что мне тут досталось в удел, — и погрузился в машину. Атта залезла ко мне на узкое сиденье — показывать дорогу. Мы не торопясь двинули в объезд живой изгороди. Теперь я видел на траве легкие примятости от шин, только едва заметные — такой был плотный газон.

Потом я узрел искомое. Аллея размыкала кустарник в стороне, прямо противоположной воротам, и уходила в белый свет как в копеечку. Тут наши с ней пути смыкались.

— Вот, глядите, тут вы вполне въедете на главную дорогу через просвет в деревьях, только потом они пойдут гуще. Вы по ней не гоните, хорошо?

Она была права: мало того, что липы теснились, как в лесу, само полотно здешнего автобана предназначалось не иначе как для благородных кавалеров верхом на кровных скакунах и не менее благородных дам в портшезах. Ничто более широкое, чем два кринолина, на нем бы не разминулось.

— Что же вы дорогу за столько лет не расширили?

— Вы дорогу видите, а мы — деревья, — недовольно объяснила она. — Липовый цвет, и мед, и красота необыкновенная, да и живые они.