Карнавальная месса

— Мне эти кровопийцы даром не нужны, — развивал он свою мысль, — ассортимент уж больно вульгарный. — Вот если какая-нибудь экзотика: воин Эрнандо Кортеса, что потонул в Ночи Печали с золотыми цепями наперекрест, как пулеметный припас на широкой матросской груди. Или крестоносец первого выпуска, особо знатный, а еще лучше — из тех, что Константинополь по идейным соображениям загадили. Благородный ярл с боевым топором на плече и рогами на медном черепе: мозгов ни капли — к чему они христианину — зато великолепно смотрится где-нибудь на фасаде или у подножья! Фалангисты, то есть воины Македонца, и другие представители примитивных цивилизаций, — маори, этруски там, анты — в общем, выглядят не хуже в смысле колорита, но сменяемость уж очень частая. Легче проскакивают через барьер: и совесть не угрызает, и большую ответственность за содеянное на них не взвалишь.

Я почти не понял, о чем это он, но решил обидеться за антов и этрусков.

— Шуточки у вас, — произнес я с легкой укоризной.

— Ну, не принимайте их близко к сердцу. У мелкого беса и пакости мелкие, — пожал он плечами. — Как видите, я самокритичен.

На противоположной стороне пропускного пункта было заметно прохладнее, и трава росла погуще, но зато пыль стояла ужасающая. Мы поднимали ее столько, что хватило бы целой роте на марше. Я даже загородил Агнии морду ладонью.

— Фильтрик бы, — вычихал я господину Френзелю азбукой Морзе.

— Что? А, понимаю. Не беда, сейчас полегче станет — мы на шоссе выбрались.

Шоссе вело к маленькому городку или поселку — кирпичные домики, издали довольно аккуратные, с налетом благопристойной старомодности (и, как выяснилось, кое-каким иным).

— Мне позарез нужны интеллектуалы. Моя белая супруга… я ведь, представьте себе, платонически женат, а в данный момент соломенный вдовец… Так вот она в один из своих прочих наездов учредила школу. А знаете, почем нынче образование?

— Я ведь неуч, — ответил я, улыбнувшись. — Как я помню от Данте и прочих, у вас должны быть всякие античные мудрецы, жрецы Осириса и персидские маги, философы Просвещения… Носители древней мудрости, словом.

— А вы и поверили. Тысячелетье не то на дворе, сударь. Текучка среди них страшнейшая, и, кстати, слава Милосердному. Хотя мне от того не легче. Представители новейших цивилизаций, физики там, лирики, атомщики и авангардисты, — оказались того похлеще гастролеры. Все выше, и выше и выше стремим мы полет наших крыл. Так что мы, то есть нижние, в вечном прорыве, и страшнейшем, правду вам говорю. Никаких стабильных программ и учебных планов.

Он перевел дух.

— У заграничных, преимущественно в нижних слоях, родятся детки. Я шарю по окраинам и их забираю по негласной договоренности, никто и пикнуть не пробует. На кой им там всем сосунки! Вот о детях-то моя головушка и болит. В младенцев от шести до четырнадцати нужно втолкнуть полный курс наук, хотя бы in breve. А то потом они сами начинают размножаться, весьма азартно и прямо-таки со страшной силой. Гуверняньки тоже занадобливаются, не только учителя, Но это не такая проблема, мы их вербуем из подростков, которые позадумчивее и не очень в прыг-скок играют.

Мы вступили в пригород: домики викторианского, что ли, стиля, довольно симпатичные, такие красно-бурые в белых завитушках лепнины, однако обшарпанные, словно из лавки старьевщика, и заросшие патиной атмосферных осадков, осыпанные пудрой минувших галантных веков. Тротуары были деревянные, поднятые на вершок от земли, чтобы не ступать по праху, в которые стремительно превращался этот мир. Были здесь и деревья, похожие на чугунное литье — непостижимо, но они жили и дышали.

Народ попадался редко и в самом деле только молодой. Старше двадцати пяти-тридцати среди них, похоже, не было.

— Вот ваш контингент, если захотите, — махнул рукой господин Самаэль. — Вы им хоть книжки почитайте, и то хлеб. Главное, заполнить их и раздвинуть рамки их мира, довольно-таки тесноватого.

— На горах завивается кверху? — спросил я его по наитию.

— Да и еще хуже. Там… как бы попонятнее… скрещение континуумов, совпадение дурных бесконечностей. Я кое-как отгородился и сижу на своей земле, но оттуда все время напирают: хулиганят по-всякому, провокации там… геббельсовская пропаганда, одним словом. Вы что думаете, модерновый ад — это антипригарные сковороды или котлы с регулируемым подогревом? Хэ. Нынче другая мода пошла. Блудят, сплошной группенсекс в особо извращенных формах, колются, пьют, лгут и дерутся — пока, на мою радость, только друг с дружкой. Родовых мук у баб нет, поэтому нет и выкидышей: проще кое-как выносить, чем избавляться. Своих ублюдков подкидывают сюда — обрадовались. Я тоже: естественная прибыль населения. Малыши-то не больно плохи. Вот их родители — ну, это нечто. И уж если кто-то вроде меня, но покруче, взялся обособлять от них еле живую совесть, то и подавно пускаются во все тяжкие. И уходят по кругам все ниже, ниже, пока — хлоп и нету! Только сие происходит ой как не скоро…

Во время этой речи он раскланивался во все стороны с грацией китайского фарфорового мандарина.