Каро искала образ Кэтрин и себя в образе. Она примеряла темные парики с прической под Кэтрин Мэнсфилд, но все они выглядели именно париками. Сразу ощущалась раздражающая ее фальшь.
Она пришла в салон и показала мастеру портрет на суперобложке книги рассказов Мэнсфилд. Тот улыбнулся и попросил оставить ему книжку на вечер почитать.
На следующий день они встретились вновь. Пока он возился с ее волосами, Каро прикрыла глаза, а через полчаса, взглянув на свое отражение в зеркале, почувствовала холодок в сердце.
Она уже не была сама собой, но еще не до конца стала Кэтрин. Она пока была лишь на полпути к преображению. Словно стояла между ними двумя — прежней Каро и самой Кэтрин.
В секонд-хенде на Лексингтон-авеню она увидела похожее платье, это было именно то, что нужно, — стиль, эпоха. Оно не напоминало современную дешевую подделку, оно было подлинным. Когда ей заворачивали покупку, у нее возникло странное чувство, что колесо времени повернулось вспять. Да, конечно! Ведь здесь, в этой лавке, Мэг вместе с маленькой Каро купила себе платье для свадьбы. Мир, оказывается, и впрямь тесен!
Стивен жил в старом доме западной части Манхзттена. Каро оказалась в его квартире впервые. Здесь царил беспорядок. Кажется, он царил здесь всегда, словно хозяин в любой момент готов сорваться и ринуться на другой конец мира.
Каро нравились такие ощущения.
Стивен был на кухне, выставляя бутылки с вином и виски.
— Что, наш спектакль так уж плох? — спрашивал он Каро.
— Нет, только у нас проблем все больше и больше, — ответила она, несмотря на все воодушевление. — Я просто на взводе, я нервничаю.
Он подошел к ней и положил руки не ее плечи:
— Ты будешь великолепна. Ты всех уложишь на лопатки.
Она обняла его, но потом отстранилась:
— Знаешь, Кэтрин бы это не понравилось.
— Не думаю. Она была очень практична. Обаяла бы всех до смерти, только бы спектакль состоялся. Так же, как это делаешь ты.
— Так-так, — Зоэ позвонила Стивену домой в этот вечер. — Как у вас все движется?
— Как какой-то сон, — ответила Каро. — У нас уже есть звукорежиссер, осветитель, парень, который запишет голос Мёрри.
— Хорошо. Думаю, эту сумасшедшую затею ты оплатишь из своих сбережений от “Бруклина”?
— Частично.
— Давай я помогу тебе оплатить театр. Я уже позвонила его хозяину. Что вы будете делать, если все сложится неудачно? Я-то не пропаду, без денег все равно не останусь.
— Зоэ, — выдохнула Каро, ей стало трудно говорить от набежавших слез.
Вскоре Бартон пригласил дочь на ланч в “Зеленую таверну”. Вначале их разговор не складывался. Они давно не виделись, трудно было выбрать одну тему среди водоворота мыслей, поэтому они молчали.
— Ну, как движется твой проект? — наконец спросил отец.
— Мы почти готовы. Нам сейчас нужна только реклама. Кажется, я сама скоро повешу на себя плакаты и стану женщиной-бутербродом.
— Ну, думаю, это лишнее. Я помогу тебе оплатить рекламу.
— Но это совсем необязательно, — проговорила удивленная Каро.
— Ты моя дочь, так что не учи своего отца, что обязательно, а что нет. — Он улыбнулся. — Я слышал, что одна хорошенькая девчонка чертовски хорошо играет Кэтрин Мэнсфилд.
За день до премьеры Каро обошла театр, где ей предстояло выступать. Вошла, села в пустое кресло. Завтра вечером уже кто-то сядет сюда.
Она вспомнила другой зал, другой вечер.
В тебе нет ни искорки таланта…
Она снова обошла театр и остановилась возле плаката. Мир тесен — гласил он. И ниже — портрет Кэтрин Мэнсфилд, умной, жестокой, отрешенной от этого мира женщины. Каро напомнила себе, что это должен быть вечер именно Кэтрин Мэнсфилд, а не ее. Каро Эндрюс здесь совершенно не важна, она всего лишь актриса, играющая свою роль.
Спектакль прошел с овациями. Каро выходила для поклона шесть раз. Со всех сторон сыпались поздравления — от распорядителя, звукорежиссера, осветителя сцены. Все поддались этой эйфории. Вложенные деньги начали возвращаться.
Каро со Стивеном просидели до самого утра в маленькой кофейне. Едва расположившись, он протянул ей подарок в изящной упаковке.
Каро развернула ее. За стеклом рамки на белом фоне лежало подлинное письмо Кэтрин Мэнсфилд, с датой — 1918.
Она осторожно провела рукой по стеклу. Словно какой-то знакомый ангел задел ее своим крылом.
— Я сохраню его на всю жизнь, — сказала она.
Дома она поместила это письмо рядом с тем медальоном, что подарил ей Тристан.
Отклики прессы были великолепны. “Тайме” назвала выступление Каро “гипнотическим”. “Пост” показала, что спектакль Каро далек от педантизма. “Вилидж Войс” причислил его к классике.
— Почему Кэтрин Мэнсфилд? — задавали ей вопрос все без исключения репортеры.
— Она нравится мне как писатель, — отвечала Каро. — И то, что она постоянно переделывала свою жизнь.
— А вы поступаете так же? — особенно настаивал один репортер.
Каро пару секунд молчала. Ей вспомнились дороги, по которым она прошла, начиная с ангелочка на облаке с рулоном туалетной бумаги до ванной комнаты отеля с неподвижным телом Тристана на полу.
— Иначе жизнь потеряет всякий смысл, — нашла она ответ. — Вы не согласны?