Не хочу видеть ее слезы, и опускаю глаза. Да, она предала меня, как и Реми когда-то, но от ее слез невыносимо больно.
– Карина, прости меня, позалуйста! – умоляет Атсуко. – Я хотю вернуть тебе то, сто принадлезало тебе, стобы хоть как-то загладить вину. Помнис, ты готова была дусу дьяволу продать за это? Тебе не нузно продавать дусу, только позволь моей дусе пойти с тобой?
Словно во сне вижу в ее руках золотистый локон волос моей мамы. Этого не может быть! Он сгорел вместе с Сабриной! Сердце сжимается от ужаса – неужели Атсуко виновата в том пожаре?! Неужели она убила Сабрину?!
– Нет! Это не я! Я все рассказу! Я залезла в вас дом, Карина! – спешно шепчет Атсуко, как будто боится, что я перебью ее. – Искала тебя, знала, сто ты зывес с той девуской. Я ревновала, не скрою, но просто хотела найти тебя, потому сто тебя порутили мне, а я тебя не забирала, тогда кто забрал?! Я видела стикер с адресом клуба, и внусыла Сабрине, стобы она испугалась, и она позвонила Алексу. А когда присол Алекс, практитески ткнула его носом в этот стикер. Эти двое такие не поворотливые болваны, я тють не убила их! Я нервнитяла, поэтому. А потом, когда Алекс усол, я увидела твой рюкзак, взяла несколько твоих трусиков, лифтик, заколки для волос… просто они пахли твоими волосами… а потом увидела тёрный месотек, открыла, а там волосы. Я потрогала их, и поняла тьи они. Это волосы твоей мамы, Карина! Она отень красивая зенсина! Я видела! Я умею оценивать людей, поверь! Хотес, я поисю твоего аца? Хотес?
– Зачем? – выдохнула я, протянув дрожащую руку к ее руке.
– Потому сто у тебя никого не осталось! Твоя мама умерла, дядя хузе дьявола, если позволис, я приконтю его! Разресы, а? Мне так плохо, сто я предала тебя, а это будет компенсация?
– Не надо. – покачала я головой.
Мои пальцы касались ее ладони, в которой лежал локон золотистых волос, перевязанный бирюзовой ленточкой, а я все не смела прикоснуться. Казалось, это всего лишь сон. Я давно смирилась с тем, что мне ничего от нее не осталось, а теперь… хотя бы локон…