Каролина: между дождем и градом. Финал

— В сторону! — взорвался Владимир, прерывая сетования старушек своим громким и устрашающим тоном. На трясущихся ногах я последовала за ним, захлебываясь слезами. Владимир бросил на меня краткий взгляд, кратко мотнув головой: — Ты остаешься дома, Каролина! Это не обсуждается. Хотя бы сейчас послушай меня! Ты на это способна?!

— Но… — язык заплетался, реальность больше походила на сон. — Я обязана быть рядом! Это ведь Антон! Он мне как сын…

Меня шатало из стороны в сторону, как осиновый лист. Странное чувство, будто засыпаешь на ходу, смешалось с расслабленностью и пьяным релаксом, растекающимся по венам. В ушах свистело, голоса вокруг отдалились. Стало до одури душно, тошно, невыносимо стоять на своих двоих.

— Босс, — одернул Владимира кто-то за моей спиной, — смотрите!

Орлов опустил голову вниз, и в глазах его я увидела ужас. Неподдельный, животный, граничащий с безумием. Никогда ранее мне не доводилось видеть мужчину настолько живым. Брови вздернулись ко лбу, губы скривились словно от судороги.

— Что не так? — пробормотала невнятно, опуская взгляд, облизывая сухие до изнеможения губы. — О, черт!..

Лужа крови была под моими ногами. Окрашивающая белый пол в алый. Накрыв рукой живот, я ощутила связь с малышком, какой не было ранее. Нераздельную и прямую, какой не было до этой секунды.

— Влад, — я чувствовала, что губы шевелятся, но не слышала собственного голоса. Он утопал в отбивающем битами в ушах пульсе, в выскакивающем из груди сердце, — я не хочу терять ребенка… Я просто не смогу этого пережить.

Я помнила его черные глубины перед тем, как отключилась. Полные боли, тоски и скрытых фобий. В них была моя погибель, но и мое спасение. Орлов был единственным, способным вытянуть меня с самого дна бездны, и единственный, способный туда загнать. Наши отношения больше напоминали танец на лезвии ножа с завязанными наглухо глазами, где Владимир непременно ведет. И все же последней мыслью перед обмороком была четкая и уверенная мысль: «Он поможет!»

* * *

В свои объятия утягивали черные зыбучие пески, больше напоминающие расплавленную лаву. Испепеляющую, бурлящую, пробирающую до костей. Изо всех сих сопротивляясь, я не позволяла себе расслабиться, не поддавалась желанию шагнуть внутрь.

Кто-то взял меня за руку, хрупкий и маленький. Невесомо поглаживая крохотным мягким пальчиком по ладошке. Удивленно опустив взгляд, я увидела ребенка с черными глазами и белыми кудрявыми волосами.

— Пойдем, мама, — шепнул он, слова эхом разлетелись вокруг, вырывая из губ моих удивленный вздох. — Нам пора. Нас ждут.

Мальчик до одури походил на Владимира, словно его мелкая копия. Лишь светлая кожа и цвет волос немного напоминали обо мне, а еще пухлые губы, больше походящие на алый бантик.

Сглотнув тяжелый ком, я нервно прошептала:

— Кто нас ждет?

— Бабушки и дедушки, — пожал плечами он, играючи подмигивая. Ребенку было весело, он видел в происходящем что-то безумно его забавляющее.

— А Антон? — вырвалось с губ, сердце снова болезненно кивнуло. — Он тоже там?

— О, нет-нет, — теплая и гладкая щечка коснулась моей ладони, малыш потерся об нее с любовью, мурча под нос: — С ним все хорошо, мамочка. — В шоке рассматривая ребенка, я не могла понять, что со мной происходит и где я нахожусь. Тем временем блондин воскликнул: — А спой мне ту же песенку, что каждый день перед сном пела, а? Мне та-а-ак нравилось! Успокаивает и убаюкивает… Что-то про паровозики.

— Правда нравилось? Обязательно еще спою, у нас много времени впереди! — заверила я того, запуская пальцы в густые волосы, накручивая кудри на коготки. Странный вопрос возник внутри при виде черной «лавы», крутящийся на языке, вырвавшийся сам по себе: — А Валентина?

— Нет, ей еще рано, — удивил меня тот, заставляя вздрогнуть от неожиданности. Внезапно малыш отпустил мою ладонь, а после с разбега запрыгнул на руки с громким хохотом, обхватывая руками и ногами, словно обезьянка. — Ну, раз ты обещаешь еще песенку спеть, пошли обратно… Нас папочка очень ждет!

* * *

Я очнулась словно от толчка, не забывая и мгновение странного, будоражащего сна. Рука сама потянулась к животу, где уже отлично прослеживалось интересное положение, но дотянуться не вышло — из вен торчали катетеры, а глаза отчаянно не получалось распахнуть, они словно слиплись.

— …Доктор, — резкий голос Владимира за дверью заставил замереть, навострив уши, — сделайте что-нибудь! Почему она, черт вас всех дери, до сих пор не открыла глаза!

— Мы сделали все возможное, Владимир, — мягкий голос врача остро контрастировал на фоне взвинченного и дрожащего мужчины напротив. — Сейчас пациентка спит, мы вкололи ей слабенькое безвредное снотворное. Угроза миновала.

— Ребенок в порядке? Каролина не пострадала?! — пульсирующий бас Орлова пробирал до мурашек, вызывал панику. — Боги, да может хоть кто-то в этой больнице мне что-то внятно объяснить!

Старик за дверью протяжно вздохнул, похлопав Владимира по плечу, по-отечески формально хмыкнув: