Каролинец

– Сэру Эндрю на вывоз. Он утверждает, что издавна торговал с Кэри, а сейчас надобность в этом намного возросла, поскольку Чарлстон – один из немногих портов, открытых для торговли.

– Вполне правдоподобное объяснение.

– Да. Однако… я ему не верю. Интуитивно, полагаю. Non amo te, Sabidinote 35… понимаешь? Так что, если будешь разговаривать с миссис Лэтимер, спроси, что ей о нем известно.

– Ладно. Но навряд ли она знает больше, чем ты, – Молтри встал. – Я пойду. – Тяжело опираясь на трость, он поплелся к двери и, подойдя к ней, оглянулся через плечо. – Если тебя гложут подозрения насчет Кэри, почему бы не облегчить себе жизнь, посадив его в кутузку? У тебя и так забот полон рот, а ты волнуешься по пустякам.

Ратледж склонил голову набок.

– Это не так просто, как тебе кажется. Тори причиняют мне массу хлопот, но я не хочу спровоцировать взрыв. Я не хочу гражданской войны ни в городе, ни в провинции.

Молтри нашел это настолько забавным, что начал издавать какие-то булькающие звуки.

– Боже мой! Что за рок преследует чарлстонских губернаторов! Из боязни нарушить мир они никогда не делают того, что следует делать ради его укрепления. Экий причудливый парадокс, Джон.

– Слишком причудливый, чтобы быть смешным, – сказал Ратледж.

Сейчас его нелегко было позабавить.

Глава V. Джонатан Нилд

Известная нам правдивость Ратледжа и знание дальнейших событий не дают основания усомниться в том, что его подозрения относительно посещавшего сэра Эндрю квакера были чисто интуитивными. Интуиция губернатора была воистину тонкой.

Но прежде – несколько слов о том, каким образом произошло примирение Миртль с отцом.

После своего вынужденного возвращения в город Кэри слег. Вызванный к нему доктор Паркер определил состояние как почти безнадежное. Имея понаслышке представление об отношениях отца с дочерью, добрый доктор и друг семьи прямо от баронета отправился к Миртль с известием о его болезни. Он собирался уговорить миссис Лэтимер забыть обиды и скрасить тяжелые для отца дни заботами и любовью, что поможет ему выкарабкаться или, по меньшей мере, облегчит его кончину.

Но уговоров и не требовалось; Миртль только сомневалась, примет ли отец ее заботы. Врач успокоил: сэр Эндрю настолько слаб, что отказать просто не сможет. И вот, с молчаливого согласия старого Римуса, заплакавшего от радости при виде молодой госпожи, она подошла к постели отца. Кэри лежал в забытьи, и Миртль принялась ухаживать за ним с той же самоотверженностью, которую проявила около трех лет тому назад, выхаживая раненого Гарри. Четыре дня и три ночи, пока не наступил кризис, она почти бессменно дежурила в комнате. Наконец отец пришел в сознание.

Тогда Миртль удалилась, предоставив доктору Паркеру и Римусу рассказать обо всем баронету и умолить его принять ее.

– Без Миртль, сэр Эндрю, мои лекарства были бы бессильны, – убеждал его доктор. – Она спасла вам жизнь.

– Так, так, – насмешливо сказал неукротимый старик. – Но кто ее об этом просил?

– Я, – ответил доктор Паркер.

– Вы? Вы. Ну и ну! Хм! Это непозволительная вольность с вашей стороны, Паркер.

– Я хотел спасти вас, сэр Эндрю. Или это вы тоже считаете непозволительной вольностью?

– Пф! Пф! – нечленораздельно выразил свое раздражение баронет. Характер у него и раньше был не сахар, а в последние годы испортился настолько, что служить этому старому упрямому брюзге все считали неблагодарным занятием. – Вам за это платят. А вот присутствие здесь миссис Лэтимер по вашему настоянию – это уже нахальство.

Доктор сдержался.

– Ваша дочь, сэр…

– Проклятье! – перебил Кэри с поразительной для немощного больного злобой, – Вам разве не известно, что у меня нет дочери? Вы что, английского языка не понимаете? В чем дело? Полагаю, под моей дочерью вы подразумеваете миссис Лэтимер. Допустим. Но я не желаю водить знакомство с миссис Лэтимер. То, что она мне навязалась, когда я был не в состоянии ее выгнать – дерзость с ее и вашей стороны. И больше на эту тему говорить я не желаю.

Он сказал, как отрезал; боясь его переволновать, доктор удалился и, расстроенный, зашел к Миртль в другую комнату.

– Надо набраться терпения. Я еще сумею его переломить, – утешал он ее, содрогаясь в душе от перспективы повторно испытать на себе христианские добродетели сэра Эндрю. – Необходимо только подождать, пока он окрепнет. Возможно, это произойдет завтра или послезавтра.

Миртль пришла назавтра, но и в этот, и на следующий день доктор отговаривался выдумками о неудаче и надеждами на будущее. Между тем отец быстро восстанавливал свою силы, начал заниматься делами и даже принял одного деревенского торговца.

На третий день Паркер встретил Миртль с таким сияющим лицом, что она сразу поняла: свершилось чудо – отец согласен увидеться с нею.

Сэр Эндрю сидел на постели полулежа, обложенный подушками. Миртль сразу заметила, как изменили его последние четыре года. Он был уже не так грузен, а после болезни выглядел совсем изможденным. Из светло-голубых глаз исчезла теплота; губы кривились в кислой улыбке.

Миртль опустилась у кровати на колени.

– Отец! Дорогой отец!