Каролинец

Молтри не вылезал из мундира уже часов тридцать, впереди у него была очередная бессонная ночь, которую ему предстояло провести на подступах к городу, и генерал хотел, пока позволяла ситуация, хоть несколько часов отдохнуть. Сон был сейчас, можно сказать, его обязанностью – не только перед собой, но и перед штатом. Поэтому он поручил пленника Лэтимеру и ушел вверх по лестнице.

Всем своим видом демонстрируя нескрываемое отвращение к предстоящему допросу, Лэтимер кивнул на дверь в приемную, ставшую караульной комнатой.

– Давайте его туда, – приказал он часовым.

Через караульную, где в тот момент лейтенант Миддлтон распекал красного от злости шкипера, не желавшего подчиняться временным правилам для кораблей, заходящих в гавань, они проследовали в тихий внутренний кабинет. Это было светлое, просторное помещение с двумя окнами и двумя застекленными дверьми, ведущими в солнечный, благоухающий сад.

Майор Лэтимер прошел к большому дубовому столу возле одной из этих запертых стеклянных дверей. На столе стоял письменный прибор, валялись бумаги; свинцовое пресс-папье прижимало огромную, как скатерть, карту.

Майор кинул свою шляпу на карту, развернул жесткое деревянное кресло и сел в него, облокотившись о поверхность стола. Пленника поставили перед ним.

– Вы его обыскали? – начал Лэтимер.

Ополченец шагнул вперед и разложил перед майором различные предметы – платок, нож, трут, кошелек и пистолет.

Лэтимер вытряхнул кошелек, и на стол выкатились одиннадцать английских гинейnote 38; уже этого было вполне достаточно, чтобы приговорить оборванца к суровому наказанию.

– Золотишко, а? – брезгливо сказал Лэтимер. – Как тебя зовут, приятель?

Запекшиеся губы с трудом разлепились, и раздался хриплый, дрожащий голос пленника:

– Джереми Квинн, ваша честь. Клянусь Богом, я…

– Достаточно. Отвечай только на мои вопросы. Чем промышляешь?

– Я плотник, сэр.

– Где обычно плотничаешь?

– Здесь, в Чарлстоне, ваша честь. У меня мастерская на Миддл-лэйн.

– Как долго живешь в городе?

– Всю жизнь, сэр. Я родился в Чарлстоне, это кто угодно подтвердит. Мой брат, ваша честь, был садовником у полковника Гедсдена, и…

– Я же сказал, не так быстро. Теперь отвечай: зачем пробирался к позициям?

Допрос был прерван стуком в дверь, и вошел лейтенант Миддлтон.

– Сэр, здесь его светлость губернатор, – доложил он, и тут же Ратледж нетерпеливо отстранил его, проходя в комнату.

Лэтимер встал, лейтенант скрылся за дверью.

С минуту Ратледж подозрительно и изучающе глядел на Квинна.

– Мне доложили об аресте лазутчика, – сообщил он, не глядя на Лэтимера.

– Но, я вижу, вы его допрашиваете. Продолжайте, пожалуйста.

Он подвинул стул к застекленной двери и сел за Лэтимером спиной к свету.

Майор тоже сел, удивляясь про себя, что губернатор в такое напряженное время может интересоваться каким-то жалким шпионом. Он возобновил свой допрос.

– Я спросил, зачем тебе нужно было на передний край?

Арестованный облизал пересохшие губы. Под пристальным, гипнотизирующим взглядом губернатора его сковал ужас.

– Я… я хотел выбраться из города.

– Это мы понимаем. Но с какими намерениями?

– У меня не было никаких намерений. Я очень боюсь британцев – того, что они с нами сделают, когда войдут. Они страшно жестокие.

– Значит, страх перед британцами погнал тебя прямиком к их лагерю?

– Нет! Я не собирался к ним в лагерь. Клянусь Богом, не собирался. Я хотел забраться куда-нибудь в глушь, где можно затаиться и отсидеться.

– Понятно. Ты хочешь представить себя трусом. Жена есть?

– Нет, сэр, я вдовец. И детей у меня нет. Я совсем один, и мне не о ком заботиться. Ради чего мне было оставаться здесь и ждать, пока меня убьют?

– От кого ты получил золото? Это ведь английское золото, а?

– Это сбережения, ваша честь – мои сбережения с лучших времен. Это все, что у меня есть. Разве не естественно, что я взял их с собой?

– Это мы установим, – сказал Лэтимер и снова повернулся к вещам на столе.

Он поднял носовой платок, пристально рассмотрел его на свет и прощупал пальцами швы. Убедившись, что платок совершенно обыкновенный, он взял нож. Глаза арестованного следили за его действиями; лицо шпиона посерело, рот приоткрылся. Он был уже в полуобморочном состоянии, когда внезапный вопрос Ратледжа заставил его вздрогнуть:

– Кого вы знаете на Трэдд-стрит?

Вопрос испугал не только Квинна, но и Лэтимера, хотя тот и не подал виду. Лэтимер как будто был поглощен своим занятием, однако напряженно ждал ответа.

– Н-никого, сэр.

– Вы знаете квакера по имени Нилд?

Лэтимер почувствовал облегчение. На Трэдд-стрит жил Кэри, и он боялся другого продолжения. Квинн переспросил после секундного колебания:

– Нилд, ваша честь? – Он стремился выиграть время, чтобы собраться с мыслями, и все-таки сделал промах: – Вы говорите о мастере Джонатане Нилде?

– Вижу, вы его знаете. Он квартирует на Трэдд-стрит, не так ли? – Арестованный кивнул. – Тогда почему вы сказали, что никого там не знаете? – Не давая ему передышки, Ратледж задал следующий вопрос: – Какие у вас с ним дела?